А та, недовольная болезненной худобой и бледностью дочери, призвала кормилицу и принялась бранить ее.
– Следите за тем, – говорила она, – чтобы в покоях госпожи постоянно произносились молитвы. Кроме того, надобно поднести дары местным богам или прибегнуть к помощи очистительного омовения.
Могла ли она вообразить, что ее несчастная дочь и без того беспрестанно помышляет об омовении в Священной реке?.. (181)
– У вас слишком маленькая свита, – озабоченно говорила госпожа Хитати. – Следует отобрать самых достойных, а новеньких пока оставьте здесь. От прислужниц многое зависит. Отныне госпоже придется сообщаться с высокородными особами, и, хотя сама она кротка и миролюбива, мало ли что может случиться, особенно если в доме царит дух соперничества. И не забывайте об осторожности.
– Ну что ж, мне пора, – добавила она. – Я ведь должна позаботиться и о вашей сестре.
– О, не покидайте меня! – в отчаянии взмолилась девушка. Ей было страшно. Неужели она никогда больше не увидится с матерью? – Мне нездоровится, и я боюсь оставаться одна. Возьмите меня с собой, позвольте хотя бы некоторое время пожить с вами.
– О, если бы я могла! – плача, возразила госпожа Хитати. – В доме теперь так шумно и так тесно, ваши дамы не смогут сделать больше ни стежка, а ведь времени осталось совсем мало. Поверьте, я не брошу вас, даже если волею судьбы вы окажетесь вдруг в уезде Такэо. Ах, когда б у вас была мать более высокого звания…
В тот день принесли еще одно письмо от Дайсё, которому, судя по всему, сообщили, что девушка нездорова.
«К сожалению, я не имею возможности навестить Вас лично, – писал он, – ибо у меня накопилось много неотложных дел. Увы, чем ближе день нашей встречи, тем труднее выносить разлуку…»
Весьма длинное письмо прислал и принц Хёбукё, до сих пор так и не получивший ответа.
«Что тревожит Вас теперь? – спрашивал он. – Боюсь, как бы не устремились Вы в те земли, о которых прежде не могли и помыслить (108). Когда б Вы знали, как тяжело у меня на сердце…»
Гонцы, уже сталкивавшиеся здесь однажды в пору дождей, и на этот раз пришли почти одновременно. Посланец Дайсё, приметив человека, которого он иногда встречал в доме Дайнайки, спросил его:
– Вы так часто бываете здесь. К чему бы?
– Да есть тут одна дама, с которой я время от времени обмениваюсь письмами, – ответил тот.
– И сами их ей вручаете? Что-то подозрительно. Почему вы не хотите сказать мне правду?
– Что ж, если вы хотите знать правду, я передаю письма от господина Токикаты к одной из здешних дам, – признался гонец.
«Странно… Что-то все-таки здесь не так», – не поверил посланец Дайсё. Но поскольку время для объяснений было неподходящее, не стал настаивать, и они разошлись. Однако, будучи человеком предусмотрительным, он подозвал мальчика из своей свиты и сказал ему:
– Постарайся не спускать глаз с того человека, но так, чтобы тебя самого не заметили. Посмотри, действительно ли он войдет в дом господина Токикаты.
– Он вошел в дом на Второй линии и передал письмо господину Дайнайки, – доложил мальчик, вернувшись.
Гонцом же принца был человек весьма низкого звания и не очень сообразительный. Ему и в голову не пришло, что за ним следили. К тому же он не знал всех обстоятельств. Да, будь он осторожнее…
Посланец Дайсё прибыл в дом на Третьей линии как раз в тот миг, когда Дайсё собирался ехать на Шестую линию, где в те дни изволила пребывать Государыня-супруга. Свита его была сегодня довольно скромной. Вручая письмо приближенному Дайсё, посланец сказал, словно оправдываясь:
– Я немного опоздал. Но, видите ли, произошло нечто странное, и мне захотелось выяснить…
Услыхав это, Дайсё сразу же вышел.
– А в чем дело? – спросил он, но посланец лишь молча поклонился. Поняв, что он не хочет говорить в присутствии посторонних, Дайсё уехал, ни о чем более не расспрашивая.
Государыне-супруге немного нездоровилось, и в доме на Шестой линии собрались все ее сыновья. В покоях толпились сановники высших рангов, но, к счастью, тревога оказалась ложной.
Дайнайки задержали дела, и он приехал довольно поздно. Среди бумаг, которые он принес принцу Хёбукё, было и то письмо. Дайсё заметил, как принц подозвал Дайнайки, пройдя к двери Столового зала. Ему показалось это подозрительным, и он решил проследить, что будет дальше. Дайсё видел, как принц поспешно развернул какое-то письмо, изящно написанное на тонкой красной бумаге, и принялся его читать. Очевидно, в письме этом содержалось нечто чрезвычайно важное, во всяком случае, увлекшись чтением, принц, казалось, забыл обо всем на свете. Тут появился Левый министр, и Дайсё, выйдя из-за перегородки, тихонько покашлял, предостерегая принца. Едва тот успел спрятать письмо, как министр приблизился к ним, и, желая скрыть смущение, принц стал поспешно завязывать шнурки у ворота. Дайсё же склонился в низком поклоне.
– Я тоже собираюсь уходить, – сказал он. – Подумать только, этот злой дух так долго не давал о себе знать… Как бы Государыне не сделалось хуже. По-моему, следует немедленно послать гонца к настоятелю из горной обители и просить его…
И с весьма озабоченным видом он удалился.
Скоро стемнело, и дом на Шестой линии опустел. Левый министр, сопутствуемый принцем Хёбукё и многочисленными сыновьями, перешел в свои покои.
Дайсё уехал чуть позже остальных. Он горел нетерпением узнать, что хотел сказать человек, приехавший из Удзи, и, улучив миг, когда приближенные вышли, чтобы зажечь огни в саду, призвал его.
– О чем это вы тогда говорили? – спросил он.
– Дело в том, – ответил тот, – что сегодня утром, приехав в Удзи, я заметил, как какой-то мужчина, подойдя к западной двери, передал дамам письмо, написанное на тонкой лиловой бумаге и привязанное к ветке вишни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124