– Я всегда восхищалась Дайсё, но принц… На свете нет человека милее. А уж когда он предоставлен самому себе и может шутить и смеяться, сколько душе угодно… Право же, доведись мне разбудить в его сердце подобную страсть, я бы не колебалась. Я бы поступила на службу к Государыне-супруге, только чтобы почаще видеть его.
– Я знаю, вы способны на многое, – отозвалась Укон. – А по мне, так лучше Дайсё и человека нет. Я не хочу с вами спорить относительно того, кто из них красивее, но если говорить о манерах и душевных качествах… Так или иначе, госпожа попала в весьма затруднительное положение. Хотела бы я знать, чем все это кончится.
Укон была очень довольна, что у нее появилась наконец собеседница, с которой она могла поделиться своими тайными мыслями.
А вот что написал Дайсё:
«Я постоянно думаю о Вас, но, увы, уже так давно… Для меня было бы большим утешением получать иногда Ваши письма. Надеюсь, Вы не думаете, что я забыл…»
В конце же было приписано:
«В горной реке
Прибывает вода. В пору ливней (486)
Как живется тебе
Среди диких вершин, над которыми
Нависают мрачные тучи?
С каждым днем «все больше тоскую» (486)…».
Листок белой бумаги, на котором это было написано, был сложен так, как принято складывать деловые письма. Возможно, почерку Дайсё недоставало изящества, зато в нем чувствовалось благородство.
Письмо принца было гораздо длиннее и свернуто в маленький свиточек… Словом, оба послания были каждое по-своему примечательны.
– Ответьте сначала принцу, – посоветовали дамы, – а то если кто-нибудь придет…
– Ах, сегодня я совсем не могу писать… – смутилась госпожа и небрежно набросала на первом попавшемся листке бумаги:
«Не зря этот край
Прозывается Удзи.
Все горести Я познала давно.
В селенье унылом в Ямасиро
Влачатся безрадостно дни».
Очень часто девушка плакала, разглядывая оставленные принцем рисунки. «Он все равно скоро забудет меня», – убеждала себя она, но мысль, что ей придется жить в другом месте, куда принц уже не сможет приезжать, приводила ее в отчаяние.
«Не лучше ли стать
Облаком темным, нависшим
Над горной вершиной,
Чем безвольно качаться в волнах
Этой презренной жизни?
«Если я попаду…» (487)» – написала она в ответ, и, читая ее письмо, принц плакал навзрыд. «А ведь она все-таки любит меня», – догадывался он, и ему представлялась ее печально поникшая фигурка.
Тем временем тот, другой, слывший в мире образцом благонравия, тоже читал письмо, доставленное ему из Удзи, и, хотя лицо его оставалось бесстрастным, сердце разрывалось от жалости и любви. Ему девушка ответила так:
«Дни скучны и темны,
Печали моей сочувствуя,
Не кончается дождь (488),
И готовы мои рукава
С полноводной рекою поспорить».
Снова и снова вглядывался Дайсё в начертанные ее рукой строки. Как-то, беседуя со Второй принцессой, Дайсё сказал:
– До сих пор я не говорил вам об этом, боясь невольно оскорбить ваши чувства. Дело вот в чем. Есть одна женщина, которая давно уже мне дорога. Обстоятельства заставили меня поселить ее в глухой провинции, и я постоянно терзаюсь мыслью, что она там несчастна. В ближайшее время я собираюсь перевезти ее в столицу. Вы ведь знаете, в своих устремлениях я никогда не был похож на других людей и одно время даже полагал, что сумею прожить жизнь, не связывая себя ни с кем брачными узами. Однако теперь, когда у меня есть вы, я уже не могу полностью отрешиться от мира. И мне горько сознавать, что именно я являюсь причиной страданий этой никому не известной женщины.
– Не понимаю, какие основания для беспокойства могут быть у меня? – возразила принцесса.
– Наверняка найдутся недоброжелатели, которые постараются, воспользовавшись этим обстоятельством, опорочить меня в глазах Государя… Вы же знаете, как злы и несправедливы бывают люди. Впрочем, таких, как она, не удостаивают даже сплетнями.
В конце концов Дайсё все-таки решился перевезти девушку в давно уже выстроенное для нее жилище. Последние приготовления он предпочел окружить тайной, зная, сколь много найдется охотников позлословить. «Вы слышали, что задумал Дайсё? Вот, значит, в чем дело…»
Послав в тот дом доверенного человека, в преданности которого он не сомневался, Дайсё поручил ему проследить за тем, чтобы были
оклеены перегородки и собрана вся необходимая утварь. Волей случая человеком этим оказался некто Окура-но таю, тесть того самого Дай-найки. Короче говоря, один сказал другому, другой – третьему, и очень скоро новость эта докатилась до принца.
– Все живописные работы господин Дайсё поручил людям из своего окружения, – сообщили ему. – Дом самый заурядный, но он постарался наполнить его изысканнейшей роскошью.
Окончательно потеряв покой, принц снарядил гонца к своей бывшей кормилице, которая жила где-то в Нижнем городе и в ближайшее время вместе с супругом, наместником одной из дальних провинций, собиралась покинуть столицу. Гонцу было поручено спросить, не согласится ли кормилица ненадолго приютить одну связанную с принцем особу.
«Хотел бы я знать, что это за особа…» – подумал наместник, но мог ли он отказать принцу, явно рассчитывавшему на его согласие?
Получив ответ, принц вздохнул с облегчением и, зная, что наместник намеревается уехать из столицы в конце луны, решил перевезти девушку сразу же после его отъезда. О своем решении он сообщил в Удзи, строго-настрого наказав дамам не говорить никому ни слова. Самому ему ехать туда было опасно, к тому же теперь, по словам Укон, кормилица не спускала с госпожи глаз.
Тем временем Дайсё наметил для переезда Десятый день Четвертой луны. Плыть, «куда повлечет волна» (489)?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124