Принц слонялся по дому, не зная, чем заняться, как вдруг приметил в западной части флигеля незнакомую девочку-служанку и принялся подглядывать за ней, решив, что где-то поблизости поместили одну из вновь поступивших на службу дам. Перегородки были чуть раздвинуты посередине, и, приблизившись, он увидел, что за ними на расстоянии не более одного сяку стоит ширма. За ширмой помимо основных занавесей был еще и переносной, из-под которого – его полотнище оказалось чуть приподнятым – выглядывал край рукава. Судя по рукаву, за занавесом сидела дама, облаченная в яркое нижнее платье цвета «астра-сион», поверх которого было наброшено украшенное вышивкой верхнее платье цвета «девичья краса». Крайняя створка ширмы, поставленная под углом, мешала ей видеть вошедшего. «Наверное, новенькая, – подумал принц, – кажется, недурна собой». Тихонько раздвинув перегородки, он вошел неслышными шагами, никем не замеченный.
В прелестном внутреннем садике, окруженном со всех сторон галереями, цвели, сплетаясь друг с другом, осенние цветы, по берегам ручьев лежали большие камни изысканнейших очертаний. Девушка, сидя у галереи, любовалась садом. Отодвинув перегородку, принц заглянул за ширму. Девушка привстала, подумав, что пришел кто-то из дам. У нее и мысли не возникло, что это принц. Она была так хороша, что, не имея сил справиться с искушением (да и можно ли было от него этого ожидать?), принц потянул к себе подол ее платья и, задвинув за собой перегородку, устроился в узком проходе за ширмой. Заподозрив неладное, девушка прикрыла лицо веером и робко оглянулась. Окончательно плененный, принц схватил руку, сжимавшую веер, и спросил:
– Кто вы? Откройте свое имя!
Девушка растерялась. Нежданный гость прятался за ширмой, и, не видя его лица, она могла лишь гадать, кто он. Уж не тот ли это Дайсё, который давно оказывает ей внимание? Одежды незнакомца издавали столь сильное благоухание, что подобный вывод напрашивался сам собой… Увы, вряд ли она когда-нибудь бывала в более затруднительном положении.
Тут с противоположной стороны вошла кормилица, заметившая, что в покоях ее госпожи происходит что-то странное.
– Кто это? – возмущенно вскричала она. – Какая дерзость! Однако смутить принца было не так-то просто. Нечаянность встречи
не лишила его дара красноречия, он говорил о том о сем, когда же совсем стемнело, заявил:
– Не отпущу вас до тех пор, пока вы не назовете своего имени. – И привычно лег рядом. Тут только кормилица догадалась, кто гость ее госпожи. Догадавшись же, онемела от страха. В это время дамы, зажигавшие фонари под стрехой, сообщили:
– Госпожа изволила вернуться к себе.
Во всем доме, кроме покоев Нака-но кими, опустили решетки. Девушка помещалась в самой уединенной части флигеля. Там не было иной утвари, кроме двух высоких шкафчиков, повсюду стояли ширмы в чехлах – словом, когда б не открытый проход, соединявший этот укромный уголок с другими помещениями, никому бы и в голову не пришло, что здесь кто-то живет.
Послышался стук опускаемой решетки, и в покои вошла одна из прислужниц госпожи, дама по прозванию Укон, дочь Таю.
– Как здесь темно! – удивилась она. – Неужели вы еще и светильники не зажигали? Пожалуй, я поторопилась с решетками. Недолго и заблудиться во мраке.
И, к великому неудовольствию принца, она снова подняла решетки. Кормилица же, будучи особой весьма решительной, сумела довольно быстро справиться с замешательством и, подозвав Укон, сказала:
– Не знаю, как бы вам лучше это объяснить, но нехорошие дела творятся в вашем доме. Просто не знаю, что и делать. Сижу здесь и боюсь двинуться с места.
– А что случилось? – спросила Укон и прошла вперед, вытянув перед собой руки. Внезапно пальцы ее нащупали лежащего мужчину, а в воздухе повеяло знакомым ароматом. «Так это наш господин изволит шалить», – догадалась она и, рассудив, что сама девушка вряд ли довольна создавшимся положением, сказала:
– Да, хорошего мало! Но вряд ли я смогу помочь… Остается пойти и потихоньку рассказать обо всем госпоже.
Видя, что она собирается уходить, дамы перепугались, но принц не двинулся с места. «Какая прелестная особа! – думал он. – Но кто она? В ее чертах есть что-то удивительно благородное, и, судя по тому, как ведет себя Укон, это вовсе не новая прислужница…» Озадаченный всеми этими обстоятельствами, принц и так и этак подступал к девушке, желая добиться от нее хоть какого-то ответа, но, хотя она ничем не выказывала своего неудовольствия, было ясно, что она готова умереть от стыда, и, почувствовав себя виноватым, он стал нежно ее утешать.
Укон же поспешила к Нака-но кими.
– Как жаль бедняжку, – посетовала она, рассказав о своем открытии. – Нетрудно вообразить, что она должна теперь чувствовать.
– Увы, принц неисправим, – вздохнула госпожа. – Боюсь, что ее мать будет недовольна нами. Она ведь так просила меня…
Но что было делать? Принц имел дурную привычку не пропускать ни одной прислужницы, будь она молода и хоть сколько-нибудь хороша собой. «Непонятно только, откуда он узнал?» – молча недоумевала Нака-но кими.
– Когда в доме гости, принц допоздна остается в главных покоях, – шептались Укон и Сёсё. – Вот дамы и разбрелись кто куда. А что мы можем поделать?
– Видали бы вы кормилицу! Воистину решительная особа! Не отходит от своей госпожи ни на шаг и не спускает с нее глаз. Мне показалось, что она способна просто оттащить их друг от друга.
Тут из Дворца пришел гонец с сообщением, что Государыня с вечера почувствовала боли в груди и снова слегла.
– Весьма нечутко с ее стороны болеть в такое время, – заявила Укон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124