Но это означало, что я должен был поверить и в то, что кто-то счел необходимым уничтожить Эвана.
Меня трясло. Виски обожгло глотку, но не остановило дрожь. Я добавил в рюмку еще виски. А трястись меня заставляло вот что: Эван назначил мне встречу в сарае сегодня утром, чтобы открыть какую-то тайну. И вот теперь ему не удастся никогда никому ничего рассказать. Никогда.
Ветер прогудел над домом, вызвав металлическое дребезжание в листве эвкалиптов. Но порыв стих, и дом опять был спокоен и полон молчания. И вдруг сквозь эту тишину послышался какой-то звук — звук, подобный биению пульса, беспорядочный, звериный. Рыдание Фионы. Я снял трубку телефона и набрал номер Проспера. Мне пришлось довольно долго рассказывать о случившемся.
— На некоторое время мне надо задержаться здесь, — предупредил я Проспера.
Он все понял.
— Приезжай, когда сможешь.
Потом я отправился наверх, к Фионе. Занавески задернуты, и в комнате полумрак. Фиона перестала плакать. Я подошел, сел рядом с клубочком, свернувшимся под одеялом, и отыскал рукой ее плечо. Мышцы опять были напряженными, жесткими, как железо.
— Эван хотел, чтобы я взялся за ныряние. Я готов, если готова ты.
Она перекатилась под одеялом в сторону от меня. Я спустился вниз и позвонил в свою контору. Сирил, как обычно, торчал там допоздна. Он рассказал мне все новости, и мы с ним наметили кое-что по делам моих клиентов. Однако запутанные конфликты на Садовой улице казались мелкими и бесконечно далекими в сравнении с необъятной и простой реальностью смерти. Поэтому я сказал Сирилу, что мы займемся делом Морэг Салливан.
— Иск против ее супруга? — спросил Сирил, не скрывая своего неодобрения.
— Возмещение убытка, — сказал я.
— А против кого?
Я поколебался.
— Против неизвестного лица или лиц. Без гонорара.
Голос Сирила продолжал выражать неодобрение. Я повесил трубку и провел остаток вечера, попивая виски на кухне.
А следующим днем был вторник.
* * *
Мы вышли из Лоч-Биэга, добрались по большим грязным волнам Хорнгэйта и взяли курс к третьему бакену. Шел дождь. Мы с трупом продвигались по морской воде цвета цементного раствора. Над угольной печью поднималась пыль. Гектор внизу возился с аппаратом для ныряния. Я шел по курсу, наблюдая, как бушприт то указывает в небо то снова резко опускается с тяжелым всплеском и тучей брызг.
Поднялся ветер. Исключительно скверный денек. И слишком бурное море для ныряния, даже если снаряжение окажется в полном порядке. К концу дня мы добрались до третьего бакена. Гектор включил рыбоискатель. Я лишь покосился на экран, стараясь не спускать глаз с того, что происходило за окном, где белые буруны волн убегали к горизонту. Я не знал, что же мне тут высматривать. Но я точно знал, что, если я оторву взгляд от горизонта, меня начнет тошнить.
— Смотрите! — сказал Гектор.
Рыбоискатель показывал крутое дно, метрах в сорока под нами. И показывал там, внизу, рифы. Один из них был значительно крупнее остальных.
— Вот как раз то, на что вам надо будет взглянуть, — сказал Гектор.
Я кивнул и снова уставился на горизонт. Какое-то здоровенное транспортное судно с высокими бортами направлялось к каменоломне.
— Вот теперь мы и увидим, — сказал Гектор.
Да, теперь мы должны увидеть. Мы должны увидеть то, что происходит во вторник по ночам.
Но сначала меня взяла за горло тошнота. Я вышел из рулевой рубки на свежий ветер и сблевал за борт. Гектор приготовил чай, бекон, яйца и бобы. Меня не переставало тошнить. Опустились сумерки. Поднялся ветер, и небо прояснилось. Маяк в Хайскэйре мигал белым светом, а бакены Уэст-Феррис — красным. Гектор выключил навигационные огни.
Неделю назад я был куда больше измотан, и тогда стоял туман. Этой ночью никакого тумана не было. Далеко в открытом море светили огнями рыбачьи суда. И на пять миль вокруг ничего не двигалось, кроме крутых черных волн под высокой звездной крышей.
Наступил рассвет, и мы отправились домой.
Весь следующий день я был привязан к дому, работал над снаряжением для ныряния, отбивался от звонков по телефону и носил Фионе еду на подносе. Вечером, без десяти минут шесть, я услышал; что она включила радио. А в десять минут седьмого она спустилась вниз. Ее кожа была цвета слоновой кости, а под глазами черные круги. Она подошла к подносу в гостиной, налила себе четыре дюйма виски в большую рюмку и выпила. Потом сказала:
— Прогноз хороший. Мы сделаем это завтра.
Ее пальцы, лежавшие на рюмке, были тонкими и нервными. Они напомнили мне про Ви во время ее ужасных приступов. Именно эти приступы заставили меня заняться нырянием.
Я улыбнулся напряженной сухой улыбкой, которая не избавила меня от страха где-то под ложечкой.
— Прекрасно, — ответил я.
В очередной раз в жизни Гарри Фрэзера женщина отправляла его под воду.
Глава 12
К тому времени, когда я окончил школу, я уже достаточно устал от Ви и ее приятелей в парикмахерских салонах и фотографических студиях на Кингс-роуд и за ее пределами. Поэтому я уехал в Бристоль, где и встретился с Артуром Сомерсом.
Сомерс был другом нашей семьи, исполненным самых благих намерений, он управлял адвокатской фирмой «Мартин и Уильямс» на Садовой улице. Этот крупный румяный человек носил жесткие воротнички, на завтрак пил мадеру и ненавидел работу, потому что она заставляла его всегда выглядеть джентльменом. После того как я три года замещал Сомерса, имея дела с его клиентами — обрюзгшими бристольскими биржевыми маклерами и торговыми предпринимателями, я почувствовал, что с меня достаточно. Я к тому времени немного походил под парусами в Бристольском проливе, и у меня возникло ложное представление о романтике морских путешествий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103