Я достал ногами дно и прислушался.
Из яхт-клуба слышался неясный рокот голосов и стук ножей. Это были прекрасные звуки. Там люди, теплые и живые. Но звуки разговоров и трапезы недолго оставались ласкающими душу, потому что я стоял и дрожал в темноте, подпирая борт ялика типа «Уэйфэрер». При мне был только бумажник от Гуччи, а на мне бело-голубые полосатые боксерские трусики. И всего час назад меня посчитали убийцей двоих мужчин в общественных местах в центре Женевы. Я замерз, я был усталым и голодным и очень-очень одиноким.
И я был страшно зол на Джорджа Хэйтера. Добрый старина Джордж, клиент и друг. И лживый ублюдок, который похлопывает тебя по спине и доверительно изливает тебе свои философские мысли о том, как очистить грязь, — и все лишь для того, чтобы избавиться от тебя, а он будет продолжать делать деньги на отравлении людей. Злость снова сделала мои ноги достаточно гибкими, чтобы пронести меня быстро и бесшумно по темному, вязкому побережью к неосвещенному зданию с душевыми и шкафчиками, запирающимися на особые замки.
Дверь была открыта. Я вошел внутрь и прямиком двинулся к шкафчикам. Было бы неразумным включать свет. Достаточно света проникало сюда через окна, чтобы видеть комбинированные замки, эти маленькие калькуляторы, приваренные к дверцам. «Дата рождения», — сказал он. Добрый старина Джордж, с его беглыми комментариями по поводу своей жизни, состоящей из компьютерных пародий, замков с шифром и чеков для обручальных колец.
Я заполнял уйму бумаг для этого ублюдка Джорджа Хэйтера и знал его дату рождения не хуже, чем свою собственную. Но мои пальцы настолько закоченели, что я лишь с третьей попытки сумел набрать цифры правильно. Дверца распахнулась настежь. Я вывалил содержимое шкафчика на пол. Там были разные реечки, комплект парусов, два непромокаемых костюма, спасательные жилеты. Были там также шорты-"бермуды", нейлоновая пуховая куртка с матросским ножом в кармане и пара резиновых сапожек высотой по лодыжку. Я с трудом натянул на себя пуховую куртку и мгновенно почувствовал, что начинаю согреваться. Потом я влез в непромокаемые брюки, собрал в кучу и запихнул остальное барахло обратно в шкафчик, запер дверцу на замок, а потом и сам заперся в уборной.
Теперь, когда кровь хорошенько растеклась по жилам, можно было поразмышлять о следующих шагах. Прежде всего — о том, что я голоден и что мне некуда идти. Но не это — главная проблема. Хуже то, что у швейцарской полиции, по всей вероятности, имеется очень точное описание моей наружности, а это означает два возможных направления действий с их стороны. Они могут предположить, что я утонул в озере, и могут прийти к выводу, что я все-таки доплыл до берега. Зная швейцарцев, я был уверен, что они учтут оба варианта, чтобы не оставить мне никаких шансов.
Поэтому я должен найти способ убраться отсюда как можно скорее и как можно подальше. Украсть какой-нибудь автомобиль? Исключено. Они блокируют и дороги. К тому же на всех направлениях вокруг Женевы существуют границы. А у меня нет возможности благополучно пересечь границу, потому что мой паспорт находится в гостинице. Впрочем, иметь при себе паспорт на имя Гарри Фрэзера — скорее вред, чем польза. И плюс ко всему у меня очень немного денег.
Я уселся на пол, пытаясь отогнать страх, сосущий под ложечкой. «Думай», — повторял я себе. Но адвокат находит ловкие ходы, потому что стоит на прочной почве. А из-под меня была выбита всякая почва. Я испытывал чувство одиночества и паники. И внезапно понял, что очутился как бы на месте Ви. Раньше я стоял и сторонке, наблюдая за теми отношениями, которые складываются между людьми, и делая свои умозаключения. Решение всегда оставалось за мной. А теперь жизнь выкинула меня за борт, и не было никаких тормозов, на которые я бы мог нажать. Это было что-то близкое к головокружению. Ви в подобной ситуации хваталась за наркотики. Швыряние таблеток в горло давало ей иллюзию контроля.
Я прислонился лбом к прохладному кафелю и вспомнил о Фионе. Была и другая возможность избавиться от такого головокружения. Она заключалась в том, чтобы двигаться, оставаться живым, наслаждаться борьбой. Я как-то полюбопытствовал, что делает Фиона в обществе Ви. Учится маленьким радостям. Две маленькие немолодые дамы в одиноком домике...
У наружной двери послышался шум. Кто-то кричал. И дивное видение исчезло. «Что же теперь? — в панике думал я. — Что же мне делать теперь, черт подери?» Потом я сообразил, что кричавший, кем бы он ни был, интересуется, есть ли кто-нибудь внутри. Скорее всего это был привратник яхт-клуба, запиравший двери на ночь.
Его ключ прогремел в замке. Я глубоко вдохнул запахи старого мыла, хлорки, дезодорантов — все запахи сырых душевых комнат в этом здании у озера. Запахи свободы — вот чем они были для меня в тот момент.
Я промыл свой порез над раковиной при слабом свете, вливающемся из маленьких окон наверху, под потолком. Мое лицо в зеркале выглядело призрачно белым, порез над скулой, у правого уха был дюйма два длиной. Если начесать волосы вперед, они более или менее его прикроют. Когда я закончил обработку пореза, кровотечение почти прекратилось. Я достал свою наличность из бумажника и прилепил банкноты к кафелю стены для просушки. Потом снова отпер шкафчик Джорджа, достал оттуда сумку с набором для плавания на яхте, расстелил паруса и устроил себе вполне удобную постель. Это не гостиница «Ритц», но все же лучше, чем валяться в грязи. Я посмотрел на свои часы. Ровно десять. Я положил голову на плотное териленовое полотно и провалился в глубокий сон.
Он длился недолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103