— До свидания, мистер Фрэзер.
Я знал теперь, что был во всем прав. Но также знал, что я покойник. И Фиона тоже.
Никто больше не приносил мне кофе. Я лежал к одиночестве и прислушивался к тому, как у меня в висках пульсирует кровь. И каждый толчок как бы говорил мне: «Умри! Умри! Умри!» Я слышал это час за часом, много часов. И с каждым толчком боль усиливалась. И по мере того, как она усиливалась, мерзкое слово, стучавшее в моей крови, понемногу стало терять свою ужасность, потому что я начал выискивать способы доказать его неправоту.
В движении судна произошли перемены. Перекатывание прекратилось, уступив место сильной килевой качке. Время от времени нос судна отклонялся от волны и плавно переваливался на следующую, и вся масса «Мариуса Б» тряслась и содрогалась, а ось гребного винта отправляла судорожную вибрацию вверх по каркасу, тоже дрожа, пока судно снова не продвигалось вперед. «Залив Пентлэнд, — подумал я. — Подтягиваются к течению».
В моем положении следовало внимательно наблюдать за тем, что происходит снаружи. И прежде всего надо подняться с койки. Я взялся руками за голову, чтобы оторвать ее от подушки, и осторожно спустил ноги на пол.
Вслед за этим наступила пауза. В глазах у меня потемнело, кровь колотилась в висках. Наконец я пришел в себя и смог начать тщательный осмотр каюты.
Обыкновенные белые стены и обыкновенный зеленый ковер. Зато дверь, кажется, из основательной тяжелой стали. Я на всякий случаи подергал за ручку. Разумеется, заперто. За занавеской иллюминатор, а за его стеклом выкрашенный белой краской металл. Значит, подняты штормовые крышки. Я поискал другие отверстия и обнаружил пару шестидюймовых решеток для вентиляции.
Я уселся на койку передохнуть. Нет ли здесь какого-нибудь сейфа? Возле койки был встроен стенной шкаф из фанеры с двумя выдвижными ящиками. Я открыл этот шкаф. Пусто, если не считать пары вешалок для одежды на металлической перекладине. Я ухватился за эту перекладину, и она осталась у меня в руке. Не какая-нибудь стандартная хромированная трубка, а стальная труба длиной в восемнадцать дюймов, попавшая сюда скорее всего из машинного отделения. Тяжесть трубы внушала доверие. Впрочем, только доверие, и ничего больше. Я не собирался заходить слишком далеко в сопротивлении крепким мужикам, среди которых по меньшей мере один уж точно был убийцей. Но я тем не менее запихнул стальную трубу под ремень своих брюк.
Нижний выдвижной ящик оказался пустым. В верхнем ящике лежала коробка с бумажными носовыми платками и парочка номеров журнала «Автолюбитель». Я вытащил журналы из ящика. Под ними, в самом низу, заклинившись меж фанерными стенками, лежала вполне исправная зажигалка.
Я ее внимательно осмотрел и подумал, не принесет ли кому-нибудь хоть немного пользы, если я устрою пожар в этой каюте. Правда, здесь нет ничего легковоспламеняющегося, кроме журналов и матраса. Но если я подожгу хотя бы матрас, то дым доставит капитану Паувэлсу кое-какие неприятности.
За дверью послышался шум. Я быстро сунул зажигалку в карман. Вошел Паувэлс. С ним был и Смит. Они оглядели меня так, словно я был старой мебелью, а не человеком. Смит размахнулся и ударил меня ребром ладони по больному месту над правым ухом. Я слишком плохо держался на ногах, чтобы увернуться. Жуткая боль швырнула меня левым боком на койку. Сквозь кровавого цвета дымку я разглядел какой-то шнур. Он дважды обернулся вокруг моих запястий, крепко их стянул. Я услышал злобное ворчание Паувэлса, он вязал надежный морской узел. Дверь хлопнула.
Боль за правым ухом утихла, и я смог перевернуться на спину. Потом я напряг все силы и принял сидячее положение. Мое сердце билось слишком сильно, и я шептал невнятные слова. Я не мог пробиться через стальную дверь с голыми руками. Зачем же они связали меня? Ответ был один: что-то должно произойти сейчас, немедленно. «Погиб! — стучало в моих ушах. — Погиб! Погиб!»
Я извернулся всем телом, пытаясь переместить связанные руки к карману брюк. Шнур стягивал запястье намертво. Скоро мои пальцы онемеют, и тогда — конец. Моя правая рука все-таки забралась в карман и вцепилась в зажигалку. Маневренность в пальцах у меня была не больше, чем в фунте свиных сосисок. Я крутанул колесико зажигалки и поиграл огоньком на тыльной стороне левой ладони. Появился запах паленых волос. И острая боль. Потом эта боль стала привычной, а запах изменился. Теперь горел пластик. Горел териленовый шнур. Дымок вился в воздухе, попадал в тягу вентилятора и исчезал. «Подожди, Паувэлс, — думал я, — подожди. А то ведь в противном случае ты проделаешь все снова, и у меня уже не будет никакой зажигалки...»
Огонь разгорался. Я не мог и не хотел ни о чем больше думать. Терилен горел и плавился. И был плотно прижат к тыльной стороне моей ладони, и намеревался прожечь ее насквозь.
Это было уже свыше моих сил. Я сунул руки под матрас и стиснул зубы, чтобы не закричать. На какое-то мгновение мне показалось, что вот-вот загорится и матрас. Но огонь ослабевал и последняя струйка дыма умчалась в вентилятор. Я лежал на койке, с меня градом катился пот и левая рука горела от боли.
И я попытался разорвать путы. Но они не поддавались.
На какой-то момент это показалось мне концом. Я лежал со слезящимися глазами и смотрел в лицо надвигающейся гибели.
Должно быть, прошло минут двадцать, прежде чем снова открылась дверь. На этот раз вместе с Паувэлсом был какой-то незнакомый мне мужчина. Они взяли меня под руки и вывели из каюты. Потом они меня тащили длинным коридором и наконец выволокли наверх, на палубу. Было темно и холодно, дул пронзительный ветер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103