Поэтому, завершив срок своего контракта, я покинул Садовую улицу, нанялся палубным матросом на доходное железобетонное грузовое судно, совершавшее рейсы по фрахту с американских Виргинских островов, и в конце концов занялся розничной торговлей в Вест-Индии.
Плавая в Карибском море, я наладил связь с Проспером, только что закончившим Принстонский университет. Проспер и представил меня тому кругу неудобных людей, с которыми мне хотелось познакомиться. Три года я проходил в шортах, совершенствуя искусство судовождения в зоне пассатов, а еще занимался нырянием в акваланге в теплых водах у Виргинских островов. Я также купил прибрежный бар и управлял компанией по фрахту подержанных судов. После Кингс-роуд и Садовой улицы все это показалось мне настоящим райским житьем.
А потом началось пришествие змей. Ви приехала на Виргинские острова с Давиной Лейланд, чтобы поработать над этим «Бегущим Чарли». Когда я встретил сестру в аэропорту, она была похожа на собственную фотографию, только что сделанную со слишком большой выдержкой. Она заставила нас с Проспером сниматься статистами в этом фильме, а я оберегал ее от разных бед и следил за тем, чтобы она приобретала здоровый загар в нормальной компании. Ко времени отъезда Ви выглядела неплохо. А спустя две недели мне позвонил по телефону Джек Винсент, ее Дружок, который заведовал демонстрационным залом «Бентли» в Эскоте, и сообщил, что она умирает в больнице и что он больше не желает ничего для нее делать, поскольку то, как она флиртует с мужчинами, отнюдь не помогает ему продавать товар.
Я сменил шорты на длинные брюки и поехал навестить мамочку Ви. Она лежала в частной клинике Хэмпстеда в кредит, попав туда после того, как приняла слишком большую дозу барбитуратов. Очаровательная дама-врач рассказала мне, что Ви как минимум в течение пяти лет была наркоманкой. И ей необходима помощь, причем такая, какую предоставляют в «Портвэй-Хаузе» за тысячу фунтов в неделю. И поскольку я появился в клинике Хэмпстеда, администрация желала бы знать, какие меры мною предприняты, чтобы оплатить счета за лечение.
Ви давно израсходовала все деньги, которые оставили нам наши родители. Я частично оплатил ее счет, потратив на это половину стоимости моего обратного билета в райские края. Мне удалось устроить Ви в «Портвэй-Хауз». А потом мне пришлось думать, где бы найти работу.
Адвокаты, недавно получившие профессиональный патент, не зарабатывают достаточно денег, чтобы обеспечивать даже себя, не говоря уж о содержании своих сестер в клиниках, где лечат наркоманов. Зато ныряльщики зарабатывали в Северном море неплохие деньги. Поэтому я поступил в школу ныряльщиков в заливе Файн. Следующее, что я помню с поразительной ясностью, это как я в резиновом костюме стою на дне холодного, глубокого залива в кромешной мгле, чрезвычайно удивленный разницей между всем этим и шалостями среди подводных кораллов близ Виргинских островов. Но я продолжал все это, потому что мне надо было возвращать ту ссуду, которую я взял для оплаты обучения в школе ныряльщиков, и не было никакого пути назад, только вперед.
Один из немногих хороших отзывов, которые кто-либо когда-либо мог бы дать о Гарри Фрэзере, заключается в том, что в трудных обстоятельствах он демонстрирует способность к напряженной работе. А я был в трудных обстоятельствах. Поэтому я и отправился в Северное море и занялся нырянием. В то время за это еще хорошо платили. Ви завершила курс лечения в «Портвэй-Хаузе» и вышла оттуда здоровенькой как огурчик. Но было очевидно, что с такими дружками, как у нее, ей трудно оставаться здоровой. Поэтому Я купил ей дом в Пултни, в рыбачьем поселке, любимом месте любителей-яхтсменов. А чтобы заплатить за этот дом, я пошел еще на один круг и занялся глубоководным нырянием.
Глубоководное ныряние — довольно тяжелое занятие. Если вы опускаетесь глубоко, дыша традиционной смесью азота и воздуха, то при подъеме наверх вы получаете пузырьки азота в свою кровь, и эти пузырьки блокируют приток крови к нервным клеткам в вашем головном, да и в спинном мозге тоже, и спустя некоторое время у вас появляются трудности с ходьбой, не говоря уже о всяких размышлениях.
Если опуститься глубже, чем плавают рыбы, вы получите азотный наркоз, этакий глубинный экстаз — сперва он выбьет все из вашего сознания, а потом сделает вас совершенно безразличным к собственной жизни. Поэтому те люди, которым нужны ныряльщики, чтобы работать глубже, чем плавают самые смелые рыбы, придумали использовать гелий вместо азота. Накачанные гелием, вы можете опуститься так глубоко, как вам захочется, при условии, что вы способны сохранять тепло и не возражаете, если волосы и ногти у вас перестанут расти, а ваш голос будет звучать, как у какого-нибудь попугая из-за того, что делает гелий с вашими голосовыми связками. Самое трудное в этом деле — заставить себя подниматься на поверхность медленно, без поспешности. Потому что, если вы будете подниматься в спешке, газы, растворившиеся в вашей крови, начнут пузыриться по мере ослабления давления, и вы будете закипать, лопаться и умирать.
Чтобы держать вас под водой достаточно долго и с пользой для дела, вас снабжают водолазным колоколом. Скажем, трое из вас работают от этого колокола, спущенного с судна, один дежурный ныряльщик поддерживает контрольные огни, и еще пара болтается в темноте на специальных шлангах, через которые поступает дыхательный гелий, и у всех у них есть телефоны, чтобы никто не оказался в одиночестве. В их костюмах есть и горячая вода для обогрева, потому что в трехстах метрах под водой холодно настолько, чтобы убить вас примерно за такое же время, какое уходит у вас на чистку зубов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103