Я натянул берет на себя. Размер подходил. В углу гаража стоял мопед, покрытый пылью и без мотора. В другом углу — велосипед.
Этакий пожилой велосипед, но цепь смазана и шины накачаны. Похоже было, что кто-то использовал его для поездок на работу. У него не было никакого замка и никаких лампочек, стало быть, до утра он не понадобится.
Во всяком случае, его владельцу.
Я выключил боковые огни автомобиля. От машин слишком много шума. А мне надо путешествовать тихо и иметь возможность больше слышать самому. Я открыл дверь, вытолкнул велосипед в эту аллейку и очень тихо запер дверь за собой. Там, на аллейке, все было спокойно. Я вскарабкался на велосипед и покатил по той же дороге, по которой пришел.
Ночь была темной, но не настолько, чтобы нельзя было ориентироваться. Я свернул в первый же проулок направо. Эта улица привела меня к высоким зданиям городского центра. Какая-то парочка прогуливалась мимо освещенных витрин.
По главной улице я подкатил к дорожной развилке. Знак у правого ответвления указывал: «Женева». Это была автомагистраль с белыми полосками по каждой стороне. Я не хотел ехать в Женеву, в особенности по автомагистрали, которая кишит дорожными постами. Поэтому я повернул налево, на шоссе, где стоял указатель: «Аннемасс». Я никогда и не слыхивал ни о каком Аннемассе. Но он был в стороне от полиции, на захудалом шоссе, и это было то, что мне нужно.
Почти немедленно это шоссе нырнуло под какую-то железнодорожную ветку, которая убегали на юго-запад, в направлении Женевы. Я принялся изо всех сил жать на педали. Между домами появились просветы, В окнах темно. Свет пробивался лишь кое-где сквозь занавески — очевидно, из спален. Этот интимный желтоватый свет меня подбодрил. Он принес ощущение, что для окружающего меня мира уже достаточно поздно, чтобы наконец сомкнуть глаза. Несколько автомобилей просвистели мимо меня, свет их фар исчез за холмами, вздымавшимися впереди. Я начал испытывать причудливый восторг, словно эта ночь стала как бы моим частным владением. Я не брился уже два дня. Борода у меня растет быстро, она темная, а берет превратил меня в какого-то местного забулдыгу, катящего себе домой после вечера, проведенного в баре.
Сзади приближался еще какой-то автомобиль. Дорогу передо мной осветили лучи мощных фар. Я начал немного отворачивать в сторону, играя в свою игру: велосипедист, хвативший пару лишних рюмок. Потом возникла огромная голубая вспышка и визг сирены. «О Боже, — подумал я, — полиция!»
Я втянул голову в плечи и покатил дальше, ожидая звука тормозов, который будет означать мой конец. Покрышки взвизгнули. Свет фар прорезал небо, и переднее колесо моего велосипеда вильнуло, подскочило, попав поперек обочины, и ухнуло в кювет. Я перелетел через руль и больно ударился плечом о насыпь. Но тут же вскочил на ноги и полез из кювета, таща за собой велосипед, колени у меня тряслись, свет фар пригвождал меня к месту.
Окно машины приоткрылось. И чей-то голос завопил по-французски:
— Ну ты, пьянь, куда лезешь?!
Надежда засветилась ярче этих фар. Я вытянул руку, грязную от маслянистой дряни из гаража, и покачал ею из стороны и сторону — этакий универсальный жест, толкуемый как угодно.
— За фарами-то хоть следи!
Окно закрылось. Взвизгнули покрышки. У людей нет времени на то, чтобы переругиваться с крестьянами, ездящими на велосипедах без огней, — у них есть дела и посерьезнее. Фургончик ракетой промчался среди изгородей, прорезая склоны холма голубыми лезвиями света. Я стоял и глубоко дышал, дожидаясь, пока мое сердце вернется в грудную клетку. А потом я опять перекинул ногу через седло и покатил дальше.
Шоссе начало подниматься в гору. Седло было для меня низковато, но ноги мои достаточно тренированы, так что это не стало бедствием. Настоящим бедствием было то, что рано или поздно мне придется наткнуться на дорожный пост, и кто-то непременно попросит меня предъявить документы.
Я свернул с главного шоссе на один из узких проселков, которые пронизывали крутые склоны холмов слева от меня. Я держал курс на огромное красное зарево Женевы в небе передо мной и чуть правее. Почти всю ночь я пробирался по проселочным дорогам в кромешной мгле. Меня кусала ночная мошкара, и там была уйма грязи, нагнанной дождем. Я поспал пару часов в каком-то амбаре, от чего стал чувствовать себя еще хуже. На рассвете я благополучно катил себе вниз по какому-то извилистому шоссе. Дорожный знак указывал: «В Ампегу». Я высмотрел кафе, попил там кофе и съел хлеба с маслом. Потом подошел к мраморной стойке бара, чтобы расплатиться. Поскольку Гарри Фрэзер был известным противником курения, я для маскировки купил себе пачку сигарет «Голуаз».
Лицо в зеркале позади стойки бара производило неважное впечатление. Густая щетина с торчащей из нее грязновато-желтой сигаретой. Я явно зашел сюда по дороге на работу в каком-то плохоньком гараже или на заднем дворе какого-нибудь захудалого магазина. Возможно, я и убил кого-то. Однако такая мысль могла бы прийти в голову в каком-нибудь баре-Марселя или Дакара, а не в дорогостоящем рае Женевы.
Там, в баре, сидела премиленькая девушка, блондинка, с голубыми глазками и тщательно нарисованным помадой ртом. Она мельком взглянула на меня. Я перехватил ее взгляд, и она мгновенно отвернулась. Я подумал о ровном серо-зеленом пристальном взгляде Фионы. Уж она бы все углядела через эту щетину и «Голуаз». По счастью, людей, подобных ей, в мире немного.
Девушка повернулась ко мне спиной, скрестив стройные ножки. Я ухмыльнулся бандиту в зеркале бара этакой улыбкой соучастника. Потом взял номер газеты «Ла Суис» из стопки газет и журналов, толкнул несколько франков через прилавок и снова взобрался на велосипед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103