После митингов люди, как и при царизме, хотели есть, пить, иметь одежду и топливо для обогрева жилищ. Новая власть не могла дать все это в достаточном количестве, поэтому предлагала населению терпеливо сносить лишения, обещая при этом обуздать спекуляцию. С настойчивостью, достойной лучшего применения, милиционеры устраивали облавы на публику, слонявшуюся возле «Метрополя». Калитников только посмеивался, наблюдая, как блюстители порядка набивают мешки карточками на топливо и продовольствие, в панике брошенные спекулянтами на мостовую. Но его самого представители закона тронуть не смели. Благодаря деньгам, вложенным в разные фирмы, Павел теперь считался честным коммерсантом. Однако, как и всех нуворишей, чьи банковские сейфы были набиты «пиратским золотом», Калитникова не допускали в круг «старых» капиталистов. Рябушинские, Гучковы, Солодовниковы, Морозовы и прочие столпы российской промышленности и торговли на дух не переносили «новых людей».
Полвека назад их деды и отцы, не умевшие правильно носить фраки и пользоваться столовыми приборами, вызывали такое же презрение у дворян. Но те «капиталистые мужики» своим упорным трудом вывели российскую промышленность по многим показателям на один уровень с европейской, обеспечили все возраставший приток денег в казну. На эти деньги содержались такие мощные армия и флот, что русские цари могли на равных обсуждать вопросы мирового устройства с представителями других держав. Со временем дети и внуки «чумазых» получили дипломы лучших университетов, ученые степени, овладели иностранными языками, стали покровителями наук и искусства. Ощутив собственную значимость в качестве станового хребта государства, они начали рваться к его управлению. В феврале 1917 года. российские капиталисты наконец-то получили в руки власть над страной.
И сразу выяснилось, что капитанский мостик не вмещает всех желающих проложить курс государственного корабля так, чтобы, наряду с сиянием солнца свободы, именно на него пролился вожделенный денежный дождь. Осенний кризис, закончившийся большевистским путчем, наглядно показал: пока разные группировки буржуазии бьются между собой, власть может достаться третьей стороне. Реальная угроза «стать никем» заставила представителей крупного капитала на время забыть распри и делегировать все властные полномочия генералу Корнилову. Но едва положение стабилизировалось, борьба началась вновь.
Правда, теперь она пошла между теми, кто уже реально держал в руках нити управления государством, и «новыми людьми», большинство которых составляли нувориши, сколотившие во время войны крупные состояния за счет спекуляций. Первые, занимавшие прочное положение в Таврическом дворце, где заседала Государственная Дума, и в министерствах, именовались «петроградцами». Их противники носили прозвище «москвичи», хотя далеко не все они были жителями Москвы. В когорте этих славных бойцов за собственные меркантильные интересы далеко не последнее место занимал Калитников.
Борьба борьбой, но, как и все его соратники, Павел сохранял ненасытное стремление в любой удобный момент получать от жизни максимум удовольствий, гарантированных деньгами. Вот и сейчас, оправившись от недавних страхов, он ощутил в крови былой зуд. Поэтому, когда пассажиров спального вагона пригласили на обед, Калитников действовал с привычной быстротой. Распорядитель, мгновенно спрятав полученную купюру; в точности выполнил пожелание щедрого клиента. Коммерсант оказался за одним столом с дамой, севшей в поезд в Харькове. Более того, они спокойно обедали в одиночестве, словно для остальных места рядом с ними были заколдованы.
Поначалу женщина почти не реагировала на своего визави. Нехотя представившись, она ела с отрешенным видом, полностью погрузившись в свои мысли. Взгляд слегка прикрытых желтых глаз, словно обращенный внутрь себя, придавал ей какой-то сонный вид. Павлу пришлось приложить немало усилий, чтобы вырвать попутчицу из царства грез и заставить понять, что за ней ухаживают самым недвусмысленным образом. Когда это случилось, дама повела себя совершенно иначе: вступила в разговор, охотно согласилась отметить знакомство шампанским.
Окончание трапезы совпало с остановкой в Курске, поэтому к своему вагону они вернулись, прогулявшись по перрону. К радости Калитникова ее не пришлось долго уговаривать продолжить беседу у него в купе. Следуя за ней по коридору и с вожделением глядя на женский стан, затянутый в серый шелк, он подумал: «Надо же, как повезло – едем вместе до самой Москвы. Если все сладится, можно будет и там продолжить знакомство. Евгения Ладомирская – нет, не слыхал о такой. Значит, другого поля ягода! Что ж, тем интереснее…»
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Уезжать из города, где остаются друзья, всегда грустно. Покидать Севастополь Шувалову было тяжело втройне, и здесь играли роль сразу несколько причин. Во-первых, мучила совесть, что вынужден бросить на полпути начатое расследование. Во-вторых, вместо того чтобы отстаивать свое честное имя, приходилось спасаться бегством. Но здесь ничего не попишешь – приказ начальства. Наконец, сильно угнетала мысль о том, как неприглядно он будет выглядеть в глазах Аглаи.
От дальнейших переживаний Петра отвлекли приготовления к отъезду. Поздно вечером на аэродром приехал начальник контрразведки. Они уединились в дальней комнате штабного домика и до отлета обсуждали план предстоящих действий в Москве. Из последних новостей, рассказанных Жоховым, одна вызвала особый интерес. Матрос 2 статьи Земцов, упоминавший в бреду Железняка, пропал из госпиталя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88