По зрелом размышлении, я к ней тоже присоединяюсь…
– Стоп! – перебил начальник контрразведки. – Давай я попробую угадать суть этой просьбы. Господин без пяти минут адмирал попросил тебя передать в наше ведомство рапорт о случившемся. Попутно ты должен уговорить меня упрятать сию бумагу под сукно, чтобы высокие инстанции пребывали в неведении как минимум до отъезда президента. А лучше – до окончания работы комиссии из Петрограда. Таким образом, вся ответственность за сокрытие факта, который свидетельствует о подготовке диверсии на «Воле», ложится на вашего покорного слугу. При этом командование линкора сохраняет свои мундиры в девственной чистоте.
– Бывают же случаи, когда интересы следствия требуют какое-то время держать все в глубочайшем секрете, – заметил Храбро-Василевский, как бы разговаривая сам с собой.
– Позвольте, господа! – не удержался Шувалов. – Существует же правило, согласно которому о происшествиях такого рода следует немедленно извещать Главное разведывательное управление Генерального штаба.
– И ты, Брут, – вздохнул Владимир
Иосифович и принялся наливать по второй.
– Наш юный друг со свойственной ему прямотой хочет сказать, что выполнение вашей просьбы потребует взамен серьезных ответных услуг, – не скрывая иронии, сказал Жохов. – Ты готов?
– Что пожелаешь – хоть луну с неба, хоть морскую прогулку к Босфору. Можно с практическими стрельбами главным калибром. Или хочешь, закажу Репину написать с вас портреты, да велю повесить в кают-компании. Каждый раз за обедом будем пить за ваше здоровье. Еще упрошу отца Иринарха денно и нощно молить господа о здравии воина Алексия и воина Петра.
– Ладно, остановись, – махнул рукой Алексей Васильевич. – За мою доброту отслужишь тем, что устроишь на своем корабле аврал, какого флот не видывал. Перетряхнешь линкор от киля до клотика на предмет поиска подобного рода сувениров. Спросят зачем, объяснишь, что ждешь приезда петроградской комиссии. В нее входит генерал Крылов, который имеет привычку заглядывать в каждый темный угол, чтобы узнать, как на корабле несут службу.
Старший офицер «Воли» кивал с довольным видом. По всему выходило, что мысленно нарисованная картина предстоящего апокалиптического действа на линкоре доставляла ему величайшее наслаждение.
– И последнее. Как-нибудь невзначай поделись идеей достойной встречи комиссии со старшими офицерами других линкоров. Думаю, глядя на вас, на крейсерах тоже поавралят. Главное, чтобы команды поспешили избавиться от всего непредусмотренного уставом имущества. Заодно пусть те, кто им поставляет такие игрушки, немного понервничают. Вдруг захотят выяснить, в чем дело, и невзначай попадут в наше поле зрения.
– Быть посему! – провозгласил Храбо-Василевский, заметно повеселев. – Давайте выпьем, господа, за светлую голову капитан-лейтенанта Жохова. Как он был в Морском корпусе самым хитроумным, так им и остался.
Шувалов направился к двери, у порога обернулся, пронзив взглядом все еще улыбавшегося Жохова, бросил на прощание:
– Но все дружно подумали на гардемарина по прозвищу Свистун. Честь имею, господа!
Капитан 2 ранга скрылся за дверью. Следом засобирался Шувалов. Простившись с начальником, он направился в гостиницу, чтобы подготовиться к визиту в Морское собрание. По дороге поручик размышлял о том, насколько реально перетряхнуть огромный линкор так, чтобы не был обойден ни один уголок, где можно спрятать диверсионные «сигары». Потом задумался над тем, почему «зажигалки» нашли именно в строевой канцелярии. «Их хранил кто-то из писарей? – гадал он. – Или тот, кто хотел срочно избавиться от опасного груза, не нашел лучшего места? А может, действительно, хотели меня скомпрометировать? Но если я нужен офицерам как источник информации, тогда виновника следует искать среди команды».
Петр не знал, что одновременно с ним над теми же вопросами ломал голову Жохов. Только начальник контрразведки принимал в расчет еще одно обстоятельство: «Когда мы, прибыли на линкор, пронесся слух, что штрафных будут отправлять в десантную дивизию. Вот тут несостоявшийся диверсант запаниковал, решив, что eгo спишут с корабля. Брать с собой приборы опасно – вещи могут проверить. Оставлять тоже нельзя, поскольку на его место придет другой матрос, станет принимать заведование и обнаружит тайник. Значит, надо их подбросить, но так, чтобы не подвести товарищей. Тогда этот некто решил сделать козлами отпущения писарей, которых на корабле не любят, называя «баковой аристократией». Что ж, надо повнимательнее приглядеться к штрафным матросам и установить, кто из них связан с анархистами».
За час до полуночи, когда у Алексея Васильевича от писанины начала неметь рука, в кабинете появился Сомов. Повинуясь жесту начальника, он устало плюхнулся на стул, с радостью согласился выпить чаю. Поставив на огонь спиртовки небольшой чайник, прапорщик принялся докладывать о результатах дневной работы:
– Водолазы сегодня спускались к «Демократии». Говорят, поднять можно, но нет смысла торопиться, пока док занят корпусом «Марии». Извлекли одного утопленника. Матрос Дмых из машинной команды – люком его зажало. Азаренкова и де Ласси еще не обнаружили.
Лицо Жохова помрачнело. Это были его сотрудники, проверявшие готовность линкора к визиту президента. В числе двух десятков человек они числились пропавшими без вести во время гибели линкора.
– Что же касается нашего фотографа-летуна Али Челендара, – продолжал Coмов, – то я получил о нем новые сведения. Неделю назад его видели в компании какого-то господина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88