Спор не смогла прервать даже подача второго блюда – нежнейшей свиной отбивной.
– Монтекки и Капулетти, – усмехнулся Храбро-Василевский, заметив, как Петр пытается вникнуть в суть полемики. – Вечные противники: машинное отделение – «низы» и «верхи» – командный мостик. Готовы схлестнуться по любому поводу.
Однако улыбка застыла у него на губах, когда один из спорщиков в запале произнес: «Наверняка ваши демократы хорошо погреют руки на этом заказе». Грозно сдвинув брови, старший офицер произнес с нажимом:
– Эдуард Оттович! Сейчас подадут мороженое. Настоятельно рекомендую отведать – очень освежает.
В ответ на эти слова остроносый блондин повернул голову, недоуменно посмотрел на старшего офицера; подумав, кивнул, давая понять, что принял замечание к сведению. Потом скользнул взглядом по контрразведчикам, на мгновение встретился глазами с Петром. Поручик всегда скептически относился к теории животного магнетизма, но тут ему показалось, что между ним и этим моряком («Вспомнил! Он мне представился как лейтенант Мирбах») установилась связь – нечто вроде месмерической. Непонятно отчего промелькнула мысль: «После обеда лейтенант подойдет и заведет со мной разговор». Прогоняя наваждение, Шувалов слегка мотнул головой, взял стакан с водой, сделал несколько глотков. Когда он снова взглянул на Мирбаха, тот уже был занят своей отбивной, попутно ведя негромкую беседу с сидевшим напротив корабельным доктором.
После обеда Владимир Иосифович взял под руку Жохова и повел его в дальний угол кают-компании, где стояли два кресла. Неподалеку от них за шахматным столиком устроились старший механик и штурман. Остальные моряки расположились на диванах, курильщики защелкали портсигарами. Мичман Катков сел за рояль, полистав ноты, с чувством заиграл прелюд Шопена. Желая лучше рассмотреть картины, Шувалов остановился перед «Синопским боем».
– Не правда ли, прекрасная живопись, – услышал он за спиной голос Мирбаха. – Жаль, в наше время нет маринистов, которые смогли бы с таким же мастерством воспеть броненосный флот. К тому же правдиво изобразить бой современных кораблей все равно не получится даже у самого гениального художника.
– Почему же? – спросил Петр, поворачиваясь к собеседнику.
– Да потому, что сражающиеся корабли на этой картине занимают всю площадь полотна – это вполне соответствует исторической правде. Общеизвестно, по приказу Нахимова огонь открывался с дистанции пистолетного выстрела, практически вплотную. Наш линкор будет осыпать снарядами противника, находящегося за линией горизонта. Что в таком случае прикажете нарисовать на картине – эскадру, стреляющую в белый свет? Любому зрителю, далекому от морского дела, глядеть на такое будет скучно. Значит, для полноты композиции придется изобразить поблизости вражеские корабли, палящие в ответ, а это уже будет ложь. Настоящий художник либо служит истине, либо скатывается до картинок, годных лишь для украшения папиросных коробок.
– Да, Эдуард Оттович, вы меня убедили, – задумчиво сказал Петр. – Теперь я вижу, что батальная живопись, в особенности морская – дело весьма сложное. Будь я мистиком, после ваших слов обязательно бы решил, что гибель Верещагина на броненосце «Петропавловск» была не случайной. Само провидение не допустило его к созданию картин на морские темы.
– Зато в тот день господь уберег великого князя Кирилла Владимировича. Даже адмирал Макаров погиб, а он спасся. Несомненно, это был знак свыше, означавший, что ему отведено иное предназначение, чем просто служба на флоте.
– Вы имеете в виду шествование с красным бантом на груди? – не удержался поручик от шпильки. – Когда для присяги Временному правительству он привел к Таврическому дворцу матросов гвардейского экипажа?
– А вы это сами видели? – внезапно озлобившись, спросил Мирбах.
– Нет, что вы. – Шувалов слегка опешил. – Я тогда лежал в госпитале и только из газет…
– В том-то и дело, – прервал его лейтенант, – что вы поверили в небылицы, распространенные продажной еврейской прессой. Помните, сколько в те дни было напечатано лжи про царскую семью? Одни только намеки на связь грязного мужика Распутина с императрицей чего стоили!.. Так и великий князь Владимир Кириллович был оболган. А ведь все дело в том, что он носил английский орден на красной розетке, который был принят за красный бант!
Моряк говорил с таким убеждением, что любой слушатель на месте Петра безоговорочно поверил бы ему. Однако фанатичный монархист не знал, что его собеседник сравнительно недавно держал в руках собственноручное письмо Кирилла Владимировича, адресованное другим членам императорской фамилии. В нем великий князь оправдывал ношение красного банта (sic!) стремлением спасти династию Романовых путем демонстрации лояльности к Государственной Думе. Помня о задаче, поставленной ему Жоховым, контрразведчик постарался всем своим видом показать, что полностью сочувствует взглядам нового знакомого. Чтобы поддержать разговор на нужную тему, он, стараясь выглядеть искренним, сказал:
– Наверно, и здесь вы правы. Во главе России должен стоять человек, сочетающий в себе демократические взгляды и легитимное право на власть. В последнее время я стал задумываться об этом все чаще и чаще. Ведь если судить по правде, то представители демократии сначала тратят огромные усилия, чтобы добиться власти, а затем на ее удержание. Поэтому получается, что реально управляют страной как бы между делом, походя. Монарху власть принадлежит от рождения, поэтому он все силы отдает заботам о благе подданных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88