Кэпел также свел Коко с очаровательной актрисой театра «Жимназ» Жанной Лери. Он пригласил всех этих молодых особ в Руалье, где они были блестяще приняты Этьеном. Бой также учил Габриель мыслить, расширял ее кругозор. Он готовил эту маленькую несмышленую провинциалку к той важной роли, которую ей предстоит играть в литературной и артистической жизни страны в период между двумя мировыми войнами.
Прежде чем отдаться всей душой и сердцем делу моды, Габриель, так до сих пор окончательно не определившаяся с выбором призвания, выказывала некоторую склонность и к искусству Мельпомены. Судя по всему, она окончательно отказалась от мысли петь со сцены. Что сделаешь, если для этого нет дарования! Но это не мешало ей петь для собственного удовольствия, и делать это она будет всю жизнь. Еще в ателье на бульваре Малешерб Люсьен Рабате была изумлена тем, как ее хозяйка вместе с сестрой напевали вполголоса за работой самые разные арии. Ее репертуар включал куплеты из спектаклей Комической оперы, например «Дочь мадам Анго», арии из опер, включая даже «Фауста» Гуно; правда, исполнялись они с неравным успехом, но с таким видимым удовлетворением, что лучшего нельзя и желать.
Ее привлекал также и танец. В ту пору в моде была новая концепция, заключавшая в себе своего рода философию или, во всяком случае, образовательный метод с мистическим резонансом… Идейным отцом этого жанра был Эмиль Далькроз, только что основавший в Дрездене Институт танца. Толпа снобов говорила о нем и его курсах ритмической гимнастики с восхищением. Этьен де Бомонт и его друг Жан Кокто, мгновенно соблазнившись новомодной новинкой, быстро пресытились; со своей стороны, Колетт создала для парижской сцены мелодрамы, поставленные Жоржем Вагом. Она выступала в них почти обнаженной, к великому скандалу всего Парижа, который на этот раз решительно отказался признать за ее спектаклем какой бы то ни было тайный смысл. В таком вот контексте Габриель услышала из уст друзей Боя разговоры об Айседоре Дункан. Дункан Айседора (1878–1927) – американская танцовщица, идеи и импровизации которой реформировали классический балет.

В Париже Айседора жила на авеню де Вильер и выступала с импровизациями перед толпами приверженцев. Впрочем, Коко увидела в ее искусстве избыток жестикуляции и слишком откровенную эротику, которой она стеснялась, – что поделаешь, семь лет учебы в среде монахинь Сен-Кёр-де-Мари даром не прошли!.. Но наибольшее отвращение вызвала у нее выходка одного из поклонников Айседоры, молодого бездарного бородатого живописца-мазилы по имени Ван Донген, который, чтобы продемонстрировать свой порыв, публично погладил Айседоре ягодицы через прозрачный плащ, надетый для исполнения греческого танца… И вся публика разразилась рукоплесканиями! Глядя, как на этом сборище льются рекой горячительные напитки, скорая на суждения Габриель мигом приписала хореографию, к восприятию которой ее никто не подготовил, воздействию алкоголя. С тех пор она ни ногой к Айседоре, которая останется в ее памяти беспробудной алкоголичкой.
Но Габриель не из тех, кого легко обескуражить. Она подыскивает себе другую наставницу, по прозвищу Кариатида – так называемую «характерную» танцовщицу. Некогда она работала швеей у Пакен, а впоследствии выйдет замуж за Марселя Жуандо. Жила она тогда в студии на улице Ламарка на Монмартре, под боком у своего возлюбленного Шарля Дюллена. Она вела более чем экстравагантный образ жизни – не было такого сумасбродства, на которое она не решилась бы, множа свои приключения с партнерами обоих полов, что далеко не всегда бывало по душе ее приятелю. Но любопытно, что Коко не судила строго «Карю», как она ее называла, за вольные нравы… Может, потому, что видела в ней замечательного педагога? Увы, сколь бы напряженными ни были усилия Габриель, месяцы занятий пошли коту под хвост: в ней обнаружилось не более способностей к танцу, чем к пению…
…Итак, на дворе 1911 год. С двумя надеждами пришлось окончательно расстаться. А много ли она от этого потеряла? Никаких сожалений… Отныне быстрее пойдет ее прогресс в карьере, которую она больше никогда не отодвинет на второй план. Теперь все ее усилия будут сосредоточены на ателье на рю Камбон.
Выпавшие на ее долю разочарования она переносила без особых трудностей – ведь она чувствовала себя возлюбленной Боя, который принимал ее всерьез и заботился о ней. И сама любила его самозабвенно. Он был для нее не только возлюбленным. Как она впоследствии признается, он был еще «моим братом, моим отцом и всей моей семьей». Больше даже, в ту пору она была уверена, что он женится на ней. Он даже представил ей свою младшую сестру Берту, которая стала ее подругой, – не было ли это добрым знаком?

* * *

О новой модистке говорили все больше и больше. Эмильенн д'Алансон появлялась в ее канотье повсюду, не только на трибунах ипподромов. В 1912 году Коко обрела настоящее признание – газета «Мод», обладавшая самой широкой читательской аудиторией, прославила талант Габриель Шанель и отвела целые страницы фотографиям очаровательных артисток в шляпах, сделанных Габриель. Среди них можно было видеть и ее подруг – Габриель Дорзиа и высокоталантливую певицу Женевьеву Викс. Но и это не все – Коко добилась того, чтобы в спектакле «Милый друг» по одноименному роману Мопассана Габриель Дорзиа, игравшая главную роль – Мадлен Форестье – в костюмах от Дусе, выступала в ее головных уборах. Не следует приуменьшать эти пока скромные роли Коко в создании костюмов для сцены – в будущем эта роль существенно возрастает, когда, например, Кокто будет заказывать ей костюмы для героинь своих пьес, называя ее «самой великой кутюрье своего времени».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117