Понаслаждались тишиной аллей раскинувшегося вдоль реки парка д'Алье с английскими садами и причудливо отделанными виллами, где живали На-полеон III и его ближние. Затем направили свои стопы в Парк источников – побродили в тени гигантских платанов, каштанов и буков, нырнули под крытую галерею, поддерживаемую литыми колоннами. Эта галерея, ставшая гордостью местного муниципалитета, была перевезена сюда прямо из Парижа, после демонтажа Всемирной выставки 1900 года. Представьте себе – можно в самый сильный дождь, не раскрывая зонта и не опасаясь испортить свою невообразимых размеров шляпу (что поделаешь, такая была в ту пору мода!), пройти целый километр – на других посмотреть, себя показать. «В каком еще городе сыщется подобное удобство?» – расхваливали местную достопримечательность путеводители по Виши.
Однако энтузиазму наших юных особ суждено было быстро рассыпаться. Сезон уже давно начался, все контракты с артистами подписаны, и единственное, на что могли надеяться юные барышни, – вдруг срочно понадобится заменить кого-то из артисток, но вероятность этого была слишком призрачной. Куда бы они ни обращались с предложениями, везде импресарио, режиссеры и директора зрелищ грубо отмахивались от них с порога, бросая лицемерное: «Вам напишут!»
Ко всему прочему Габриель неизменно ставили в упрек то, что сама она называла субтильностью. «И откуда вы взялись такая, тощая как жердь? Вам же все ребра пересчитать можно!» – говорили ей без смущения. «Вам бы, мадемуазель, надо кушать поплотнее», – сочувственно добавляли другие.
Вдобавок она дурно танцует, у нее напрочь отсутствует гибкость и нет даже намека на голос… Да она не соберет ни сантима!
Неудачи не подрезали ей крылья. Она решила брать уроки пения и танца. Сбережения ее таяли, как снег весной. Но все ее усилия оставались тщетными. Все же она продолжала упорствовать, невзирая на советы рассудительной Адриенн. Кстати, об Адриенн… Красивая, высокая, стройная, с походкой принцессы – ее-то почему отвергали директора зрелищ? Да говорили, будто она чересчур изысканна для публики, перед которой собиралась выступать… Быстро поняв, что настаивать бесполезно, она в горьком разочаровании возвратилась в Мулен, несмотря на уговоры Коко.
…Есть фотография, раскрывающая интересную грань личности нашей героини в тот период ее существования. Коко снята на террасе «Кремери» – одного из тогдашних самых шикарных кафе в Парке источников, смиренно сидящей за стаканчиком в компании сестры Антонии. Ласковый, робкий взгляд с оттенком меланхолии… Это уже не прежняя амбициозная Коко, но молодая мечтательная женщина, не слишком уверенная в том, что ее ждет в будущем…
Среди поклонников Габриель, которые приезжали в Виши повидать ее, был один, который, в отличие от остальных, не побуждал ее ждать контракта и не поддерживал эту идею. Звали его Этьен Бальсан.
Он не обладал ни выправкой, ни элегантностью офицеров 10-го егерского. Он не был титулован, как большинство его товарищей. Хуже того, он был всего-навсего сержантом. Среднего роста брюнет, с круглым, довольно обыкновенным лицом, с небольшими усиками, весьма банальный… Но у него была масса друзей среди офицеров. Добрый, честный малый с широкой натурой, любитель поесть и не дурак выпить, он был влюблен в жизнь и стремился взять от нее максимум возможного. Он был без ума от беговых лошадей, и его мечтою было выставлять их под своим вымпелом на самых престижных ипподромах парижского региона.
Он происходил из богатейшей семьи, жительствовавшей в Шатору и владевшей текстильной фабрикой с полутора тысячами рабочих, которая выполняла среди прочих и поставки для французской армии. Наш повеса пристрастился к кутежам еще с отроческих лет и намеревался продолжать в том же духе, тем более что он унаследовал огромное состояние родителей. Назначенный для прохождения службы в 90-й пехотный полк гарнизона Шатору и сообразив, что там ему не будет так вольготно, как ему хотелось бы, он перевелся в Мулен, придумав для этого благовидный предлог: мол, в этом городе есть военная секция по изучению восточных языков. Вдруг в один прекрасный день родине потребуются специалисты в этой области, и тогда он, Этьен, ответит: «Я!» В действительности же преподавание индусского диалекта, который он будто бы собирался изучать, существовало только на бумаге, ибо так и не нашлось никого, кто бы знал этот диалект. Вот потому и выбрал молодой человек этот редкостный язык, потому что во всей Франции его никто не знает… Этот лукавый маневр, точнее сказать, фарс, снискал ему заметную популярность среди товарищей.

* * *

Несмотря на советы Этьена и грубые отказы директоров зрелищ, Габриель продолжала упорствовать в своем желании сделать карьеру певицы. Но какой певицей она хотела бы быть? Амплуа артистов в этой области (как и в театре) давно и четко определены. Есть «романсьерки», в забытом ныне значении слова – исполнительницы сентиментальных романсов. Но ее педагог (как видно, молодая француженка не считалась с расходами) советовал представлять себя в амплуа певицы-«гоммез». Артистка такого амплуа, традиционно облаченная в широченное, усыпанное блестками платье, не столько поет, сколько танцует, скачет и выделывает на сцене самые головокружительные экзерсисы. В таком случае публика может и не обратить внимания на то, что у нее нет голоса. Габриель приобрела (или взяла напрокат) дорогостоящие аксессуары – но, увы, ее показы, в частности в «Альказаре», не убеждали работодателей, которые ставили ей в упрек все ту же самую «худобу», не замечая того самобытного шарма, что излучала ее персона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117