Тогда Манефа, наученная таким же сумасшедшим соседом по дому, отставным кларнетистом симфонического оркестра из первого подъезда Ираклием Абрамяном, написала заявление в межрайпро-куратуру. Написала заявление, скажем, во вторник. А в среду уже к ней и пришли. Пришла пригожая молодая женщина, улыбнулась, внимательно выслушала и пообещала разобраться в том, почему милиция отказывается» возбуждать уголовное дело по факту явной кражи. Женщина Манефе понравилась. И главное, у неё был такой приятный, во всю щеку, нежный румянец, такой приятный, что в душе Манефы что-то шевельнулось.
– Вас, случайно, не Верочкой зовут? – почему-то спросили она.
– Верочкой, – ответила следовательша, и румянец на щеках расцвел розами.


Дело об убийстве коллекционера Валдиса Кирша

Татьяна знала в лицо Валдиса не потому, что организаторы акции дали ей заранее фотографию хозяина квартиры. По плану он никак не мог появиться дома в эту ночь. Просто она знала, чью квартиру сегодня «чистит», и знала хозяина в лицо. Валдис ещё лет пятнадцать – назад был известным коллекционером и, чтобы заработать денег на очередное приобретение, читал, по-3-4 лекции в день в московских вузах, подмосковных школах, ПТУ; ЖЭКах и библиотеках, – и по химии, и по истории русской культуры, что заказывали. Выступал он и у них в школе. Рассказывал о нумизматике. Очень интересно. Мысль, что Кирш узнал её, резанула в кишках, как заворот.
Она резко повернулась к подъезду, как с низкого старта стремительно рванулась в вонючую, пыльно-кошачью темноту, крикнула, вслед:
– Подождите, Вы – Кирш?
– Да, я Кирш, – близоруко щурясь сквозь очки ответил Валдис, повернувшись к почти догнавшей его молодой женщине вполоборота, – А что случилось то?
Где-то, как ему казалось, он уже видел эту молодую женщину, с округлым миловидным лицом, густым румянцем и серьезными, внимательными глазами.
– У Вас несчастье, – выдохнула Татьяна.
– Что? Что случилось? С тестем? Что с ним?
– Он, кажется, умер…
– Так кажется, или умер? А Вы кто, Вы-врач? Вы из «Скорой».
– Нет, если бы я была с нашей «скорой», то Ваш отец уж наверняка бы был мертв. Наши следов не оставляют.
Но и она, Татьяна, тоже не имеет права оставить следки. Профессия у неё такая – чистильщик.
– Все это не сказала, а подумала Татьяна. А сказала она вслух совсем другое:
Я не из «скорой». Ваш отец умер. И Вы – тоже.
Я ж живой, – обескуражено пробормотал Валдис.
– Жизнь штука противоречивая. Вот только что жив человек, а вот его уже и нет, – рассудительно поправила его Татьяна, быстро накручивая непривычно короткий глушитель на ствол своего автоматического пистолета модели 41 калибра 22. Из него удобнее всего стрелять женщине – киллеру, потому что предохранительная скоба в нем изогнута в обратном направлении для удобства как раз охвата оружия двумя руками. А с одной руки из такого тяжелого, целиком из нержавейки со стволом б дюймов пистолета сделать несколько прицельных выстрелов даже спортивной женщине весьма непросто. Татьяна любила это оружие. Пистолет был взят на вооружение женщинами – киллерами во всем мире года с 1987, и все ещё входил в пятерку лучших. Может быть потому, что затвор двигался внутри снабженного специальными прорезями кожуха и соединялся с возвратной пружиной посредством вытянутых вперед, как у «манлихера», планок, проходивших под стволом. И это придавало, пистолету даже в слабой руке удивительную устойчивость при стрельбе. Ствол у этой модели был расположен в нижней части ствольного блока, благодаря чему вектор силы отдачи, направленный назад, был максимально приближен к осевой линии руки стрелка. Так что когда Татьяна навела ствол на точку между глаз объекта, и чуть выше – в лоб Валдиса Кирша, ей оставалось лишь плавно нажать на курок. Три пули одна за другой вошли как в десятку в одно отверстие. То, что образовалось от трех пуль 22 калибра описать трудно… Уже первая, наделала в голове немало всякого, остальные же разорвались почти одновременно с первой, так что голова известного коллекционера просто разлетелось на крохотные фрагменты так, как если бы вы стреляли пулями со смещенным центром тяжести с небольшого расстояния в спелый астраханский арбуз. Стены подъезда, перила, лестница, даже потолок окрасились краснобелыми брызгами.
Смотреть на то, что осталось от головы, было невыносимо жутко.
И хотя это была третья, вынужденная, смерть клиента – во время зачистки, Татьяне было не по себе. Она подошла к фактически обезглавленному телу знаменитого коллекционера.
Вот интересно: тело совсем нетронуто смертью, – просто лежит средних лет элегантно одетый господин, широко раскинув руки, неловко – подвернув правую ногу. Опять же интересно, почему пять из шести неожиданно убитых людей, падают, умирая, на правый бок. Опять же, вопрос: сколько раз показывали убитых во время бандитских разборок или жертв киллеров, на телеэкране они всегда лежат, скрестив ноги. То ли после смерти их так положили, то ли сами в момент агонии засучили ножками, ножки и сложились «иксиком». Долго этот философский вопрос её волновал чисто психологически. Или точнее – физиологически. Потому как, что за психология у трупа – финиш и вся психология.
И только когда сама стала чистильщиком, вынужденным при зачистках убирать свидетелей, твердо узнала: падают убитые всегда крайне неловко, то башкой об асфальт с тупым, жестким стуком, то скособочившись на правый бок. Это в зависимости от того, куда пуля вошла и насколько неожиданным был выстрел. Один, например, пацан, некстати оказавшийся на месте зачистки и все видевший, при её приближении со стволом, с которого тяжело свисал глушняк, сложился как зародыш, инстинктивно надеясь, что смерть его минует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148