И он на вопросы, тем более к нему не относящиеся впрямую, конечно не бросился сразу отвечать. Он спал. Похрапывая из-за наливки не так громко, как обычно. Что, возможно, и ввело в заблуждение доверчивую Светку. Она и решила, что мать спит. А поскольку сама сильно устала, да и сердце что-то последние дни побаливало из-за этой девальвации и дедолларизации, а также полной демократизации всей экономической жизни в стране, когда не знаешь, сколько гречка будет стоить завтра, то и ей самой спать захотелось.
Тем более, что она сильно расстроенная была.
У неё и у самой был один доллар в заначке. Жена Володьки ей привезла в подарок из Анталии. Там в сувенирных киосках такие американские доллары стоят всего-ничего, может, центов десять в пересчете на доллары. И надо же быть такому, чтоб случиться: этот доллар Светка держала на черный день. И когда доллар пополз в своей стоимости вверх, ей с одной стороны было очень грустно, – все продукты враз подорожали, с другой стороны она сладко предвкушала, как доползет он до самой высокой отметки, пойдет она в обменный пункт на углу Никитинской и Сиреневого бульвара, где теперь под нестертой вывеской «Прием стеклотары» было яркими красками написано «Обмен валют», и обменяет свои доллар на тридцать рублей. Если учесть, что у тети Дуси можно было купить гречку подешевле, прям из мешка, который она успела прикупить в первый же день демократизации рыночной экономики, то выходило, что если доллар – тридцатник, – то три кило халявной гречки.
Но осуществить этот красивый план Светке было не суждено. С другой стороны, как смотреть, может это все и к лучшему. Так то все произошло в собственной квартире. А так – вполне могло случится несчастье прямо у киоска обмена валют.
Что случилось, читатель уж и сам наверное, догадался.
Светке спать хотелось ужас как, да ещё сердце болело и в левую руку отдавалось, и под левой лопаткой кололо.
Она привычно накапала себе 25 капель валокордина, накапала б и больше, да надо было экономить. Валокордин тоже подорожал.
И пошла в спальню.
В спальне было темно и тихо.
Вся то раздеваться она не стала, сняла в темноте из последних сил колготки фирмы «Леванти», которые ужас как жали в поясе и собралась лечь под одеяло, тем более, что в дыру на пятке сильно дуло. Она даже уже легла на свое место, и стала шарить руками, пытаясь найти одеяло. Но нащупала постороннее тело. Сначала она немного испугалась, но раздражение пересилило. Потому что по гребню на затылке нащупанной головы она догадалась, что это мамаша. Это сильно её вывело из колеи и даже сон отбило. Она вскрикнула громко:
– Ой, мамо, Вы что, с дуба рухнули? Какого хрена Вы улеглись на нашей семейной постеле на Ванькиной стороне? Тогда почему Ванька спит в Вашей комнате? Вы чё, наливки нализались оба?
Но мать таинственно молчала.
– Вы чё затаились, мамо? Отвечайте, а то я за себя не ручаюсь!
Но мать молчала как партизанка на допросе на картине художника Иогансона.
Светка попыталась ногой спихнуть легкое тело матери с постели, но читатель знает, – кроме легкой матери на постели отправлялся в свой последний путь и тяжелый Володька, так что этот маневр у Светки не вышел.
Разжигая в себе раздражение, необходимое для победы в кухонной ссоре с матерью, Светка скатилась с постели и зажгла свет.
То, что она увидела, её сильно озадачило.
Мать спала, как ей поначалу показалось, в объятиях соседа.
Мало того, что на соседа Светка имела и свои виды.
Мало того, что мать в хорошем возрасте, когда надо больше о душе думать, а не о грехах земных.
Так она ещё и устроились спать «апосля всего» на их с Ваньшей супружеском ложе!
Словом, увиденная картина вызвала у Светки сильнейшее раздражение и большой выброс адреналина в кровь.
Она рванулась к постели, схватила ставшее ей тут же ненавистным тело соседа Володьки и стала его яростно трясти.
Но тело было тяжелым, вязким, вялым и на действия со стороны никак не реагировало.
Она ухватила мать за сатиновое жабо домашнего платья пошива Сортавальской фабрики детской одежды, и также сильно встряхнула.
Эффект был тот же.
И вдруг она поняла.
И мать, и Володька – мертвые!
Ей стало нехорошо. И то понять её можно, – чего ж тут хорошего: такое увидеть в собственной спальне; тут и последнего ума лишишься.
Но ум у Светки был крепок, и так просто с неё крыша не съехала.
А вот сердце, особенно за годы рыночной экономики, сильно сдало. Так что, она вначале села на пол там, где стояла. А потом и легла на полу, у подножия кровати, на которой уж спаи вечным сном мать и сосед Володька. Так что когда проспавшийся Иван заглянул в спальню, чтобы решить, что делать дальше, он увидел уж не двух, а трех близких ему людей, оставивших этот мир.
Надо отдать должное Ивану Ивановичу.
Уж на что он был глуповат, а понял все.
И решение принял может и скоропалительное, но правильное.
Позвонил племяннику Сереге, сказал, что ключ от квартиры под половиком в прихожей. Пусть позвонит, жена, точнее – теперь уж вдова Володьки ему откроет, а дальше пусть Серега действует по обстановке.
– У него не, у Ивана Ивановича, – теперь будет другая жизнь.
Серега клятвенно пообещал все выполнить в наилучшем виде.
И надо сказать, Серега вообще был мужик самостоятельный, слов на ветер не бросал. Как обещал, так и сделал.
И ровно через неделю приехал по указанному адресу.
Раньше не мог. Потому что был в запое. Но как вышел, – не будем на мужика напраслину возводить, первое что сделал, это поехал выполнять поручение Ваньки.
Впрочем, дальнейшая история этой многострадальной семьи не входит в сюжет, как тут ни старайся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148