— У меня и в мыслях не было обидеть ее. Хорошо. Где мой отец?
Карр не успел сказать и двух слов, как старуха перебила его, обращаясь не к Флетчу, а к бусинкам.
Когда она замолчала, Карр перевел: «Она говорит, что вопроса у вас нет, но что-то вы должны сказать, или вам будет худо».
— Как это, худо?
Колдунья заговорила вновь.
— Она считает, что вы должны поговорить с ней. Вы таскаете ящик камней, который будет становиться тяжелее и тяжелее, пока у вас не подломятся ноги.
— У меня сильные ноги.
— Вы знаете, о чем она говорит?
— Возможно.
— Она говорит, что вы должны бросить этот ящик с камнями или уйти, потому что она не хочет видеть ваши подгибающиеся ноги.
Флетч посмотрел на двух парней, пьяно качающихся в солнечных лучах. Посмотрел на Барбару и Джуму, сидящих рядышком у забора, словно школьники, знающие друг друга с младенчества. Посмотрел на старушку, сидящую на земле у двери своей глинобитной хижины.
Посмотрел Карру в лицо.
— Они — мои камни.
Флетч первым покинул двор, чтобы колдунье не пришлось увидеть его подгибающиеся ноги.
Ударился головой о толстую ветвь, выгнутую аркой над воротами.
— Жаль, — услышал он голос Джумы.
— Чего ты сожалеешь? — Флетч потирал ушибленную голову. — Я сам виноват.
— Я сожалею, что ты ударил свою башку.
Вышла из ворот и Барбара, ее лицо и руки заметно подгорели.
За ней последовал Карр, похоже, очень довольный беседой с колдуньей.
Они направились к «лендроверу».
Из ворот, сильно покачиваясь, появились двое парней.
— Твои друзья крепко выпили, — заметил Флетч, повернувшись к Джуме.
— Друзья? — Джума не посмотрел ни на них, ни на Флетча. Он вглядывался в густые заросли кукурузы.
Глава 15
— Нет, я его не знаю, — улыбнулся Карр. — Я думал, он — ваш приятель.
На танцплощадке отеля «Шейд» Джума участвовал то ли в репетиции, то ли в первом представлении артистов. Танцевали они брейк. Вечер только начался, так что столики в основном пустовали. Артисты показывали Джуме одни элементы танца, он им — другие. Громко играл магнитофон.
— Он просто залез в кабину вместе с нами, — пояснила Барбара. Они сидели за маленьким деревянным столиком под зонтом. — Сначала сказал, что его зовут Джеймс. Потом добавил, что мы можем звать его Джума.
— Наверное, ему надо попасть в Найроби.
Карр уже заказал обед. Официантка принесла три высоких стакана с пивом.
— Я спросил, сколько ему лет, и он ответил: тридцать семь, — вставил Флетч.
— Ему тридцать семь, — кивнул Карр.
Они смотрели, как Джума волчком крутится на левом плече.
— Каждый год здесь два сезона дождей, — продолжил Карр. — Короткий и длинный. Спросите любого, сколько ему лет, и он ответит, сколько сезонов дождей миновало со дня его рождения. У Джумы, вот, тридцать семь. То есть ему восемнадцать с половиной.
— О, я вижу, — выдохнул Флетч. Ассимилировался он быстро.
По пути из усадьбы колдуньи в отель «Шейд» Карр устроил им небольшую экскурсию. Они побывали в бывшем поместье Карен Бликсен, известной так же, как Асек Дайнесен. Большинство туристических агентств еще не включило поместье в свои маршруты, и в невысоком каменном доме, окруженном несколькими акрами деревьев, лужаек и цветочных клумб, размещалась школа бизнеса. Они вышли из «лендровера» и походили вокруг — под решетками для вьющихся растений, меж деревьев с толстенными стволами на заднем дворе.
Барбара и Флетч посидели на каменных скамьях у двери черного хода, где Карен Бликсен принимала гостей и, возможно, писала о них свои книги.
— Дайнесен, Хемингуэй, Роарк, — проговорил Карр. — То было миллионы световых лет тому назад, по африканскому времени.
— Время, пространство, — Джума двинулся к «лендроверу». — От Африки они всегда в миллионах световых лет.
В сгущающихся сумерках, за столиком во дворе отеля «Шейд» Карр прочитал им небольшую лекцию.
— Вы должны знать, как понимают здесь время. Вы на экваторе. Солнце каждый день встает примерно в семь часов утра и заходит примерно в семь часов вечера. Восход, естественно, начало дня, а заход, соответственно, начало ночи. Так что, если кто-то говорит, что встретится с вами завтра в три, он имеет в виду десять часов утра. Завтра в десять означает пять часов пополудни. В пять вечера — в полночь.
— О, я вижу, — откликнулся Флетч.
— Именно из-за подобных мелочей возникают серьезные проблемы.
Официантка принесла большую тарелку с вареным мясом и миску с рисом. Поставила на стол три бумажные тарелки.
Карр взял рукой кусок мяса. Зачерпнул им, как ложкой, немного риса, отправил то и другое в рот.
— Может, следует спросить Джуму, не хочет ли он поесть? — полюбопытствовала Барбара.
— Сейчас он есть не хочет, — уверенно ответил Карр.
Брови Барбары взлетели вверх.
— Почему, bwana?
— Местные жители по традиции едят один раз в день, в девять или десять вечера, после того как спадет жара. Пища обычно очень калорийна, насыщена белком. Они уверены, что те, кто ест в дневную жару, болеют, толстеют, становятся ленивыми, — Карр оглядел столики, за которыми по-прежнему сидело лишь несколько человек. — Некоторые, переселившись в город и надев одежду из полиэстера, начинают есть три раза в день и очень скоро полнотой и одутловатостью уже не отличаются от среднего нью-йоркца.
Барбара наблюдала, как танцует Джума.
— Он не полный и не одутловатый.
— Совершенно верно. И сейчас есть он не хочет.
Флетч взял кусок мяса и, зачерпнув им риса, отправил в рот.
Прожевав, обратился к Карру.
— А что вы ищете?
— Простите?
— Что вы ищете? Или мне не следовало об этом спрашивать? В Тика Джума переводил нам ваш разговор с колдуньей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53