— А ты сам не хочешь сыграть?— Сначала полюбуюсь на вас, — сказал я и крикнул официанту, чтобы принес счет.— Куда же вы? — спросила Манолита с места.— К себе в номер.— Мы придем попозже, — сказала она. — А он забавный.— Она надо мной смеется, — сказал англичанин. — Она вышучивает мои ошибки в испанском языке. Разве leche не значит молоко?— Значит и это.— И еще что-нибудь неприличное?— К сожалению, да, — сказал я.— Что за ужасный язык, — сказал он. — Манолита, перестаньте водить меня за нос. Слышите?— И вовсе я вас не вожу за нос, — засмеялась Манолита. — Я и не прикасаюсь к вашему носу. А смеюсь я из-за leche.— Но ведь это значит молоко. Вы слышали, что сказал Эдвин Генри?Манолита снова засмеялась, и мы поднялись из-за стола.— Ну и болван! — сказал Эл. — Я бы, пожалуй, отбил ее только потому, что он такой болван.— Англичанина сразу не раскусишь, — сказал я. Это было такое глубокомысленное замечание, что я понял: слишком много мы заказали бутылок. На улице похолодало, и облака в лунном свете проплывали очень большие и белые над широким, окаймленным домами каньоном Гран-Виа, и в асфальте тротуара виднелись аккуратные свежие пробоины от сегодняшних попаданий, и мусор еще не разгребли — а мы поднимались к Пласа-Кальяо, туда, где стоял отель «Флорида», фасадом обращенный к другому склону, с которого широкая улица уходила по направлению к фронту.Мы прошли мимо двух часовых, полускрытых в тени подъезда, и минутку постояли, чтобы послушать, как стрельба в конце улицы разрослась до настоящей канонады, а потом затихла.— Если так будет продолжаться, мне надо будет идти в часть, — прислушиваясь, сказал Эл.— Это так что-нибудь, — сказал я. — Во всяком случае, левее, у Карабанчеля.— А мне показалось, прямо в парке.— Тут всегда так отражается звук ночью. Мы сами сколько раз путали.— Вообще-то они не должны контратаковать нас ночью, — сказал Эл. — Теперь, когда они заняли эти высоты, зачем спускаться и выбивать нас из оврага?— Какого оврага?— Ну, знаешь, по той речке.— А, той.— Да. «Вверх по речке и без весел».— Идем. Нечего прислушиваться. У нас каждую ночь стреляют.Мы вошли, пересекли холл, миновали ночного дежурного у столика портье, он встал и проводил нас к лифту. Он нажал кнопку, и кабина спустилась. В ней был человек в белой овчинной куртке мехом наружу. Розовая лысина, лицо розовое и сердитое. Под мышкой и в руках шесть бутылок шампанского. Он сказал:— Какого черта вы спустили лифт?— Вы уже целый час на нем катаетесь, — сказал дежурный.— А что я могу поделать? — сказал мужчина в овчинной куртке. Потом, обратясь ко мне, спросил: — Где Фрэнк?— Какой Фрэнк?— Ну знаете, Фрэнк, — сказал он. — Слушайте, помогите мне с этим лифтом.— Вы пьяны, — сказал я. — Вылезайте. Нам нужно подняться наверх.— И вы были бы пьяны, — сказал мужчина в белой мохнатой куртке. — И вы были бы пьяны, товарищ, дорогой товарищ. Послушайте, где же Фрэнк?— А вы как думаете?— У этого Генри, в номере, где играют в крап.— Поедемте с нами, — сказал я. — Только не балуйтесь с кнопками. Вы поэтому каждый раз и застреваете.— Я на всем могу летать, — сказал мужчина в куртке. — Могу летать и на этом паршивом лифте. Хотите, попробуем фигуру?— Хватит, — сказал Эл. — Вы пьяны. Нам нужно на верх, играть в крап.— А ты кто такой? Вот как дам тебе бутылкой с шампанским.— Попробуй только, — сказал Эл. — Я бы тебя утихомирил, пьянчуга несчастный, эрзац Санта-Клаус.— Пьянчуга, эрзац Санта-Клаус, — повторил плешивый. — Пьянчуга, эрзац Санта-Клаус. Вот она, благодарность Республики!Мы остановили лифт на нашем этаже и пошли по коридору.— Возьмите пару бутылок, — сказал плешивый. Потом добавил: — А знаете, почему я пьян?— Нет.— Ну и не скажу. А вы бы рты разинули. Пьянчуга, эрзац Санта-Клаус. Да. Да. Да. А вы кто, товарищ?— Танкист.— А вы?— Снимаю фильм.— Ну, а я пьянчуга, эрзац Санта-Клаус. Да. Да. Да. Повторяю. Да. Да. Да.— А, подите вы! — сказал Эл. — Пьянчуга, эрзац Санта-Клаус.Мы подошли к номеру. Мужчина в белой овчинной куртке придержал руку Эла большим и указательным пальцами.— Вы меня забавляете, товарищ, — сказал он. — Правда, забавляете. — Я отворил дверь. В комнате было накурено и все по-прежнему, только ветчину из жестянки всю съели, а виски из бутылки все выпили.— Плешак явился, — сказал один из игроков.— Привет, товарищи, — сказал Плешак и раскланялся. — Как поживаете? Как поживаете? Как поживаете?Игра прервалась, и его закидали вопросами.— Я уже подал рапорт, — сказал Плешак. — А вот немножко шампанского. Меня теперь интересует только живописная сторона дела.— А как же это тебя бросили твои ведомые?— Они не виноваты, — сказал Плешак. — Я увлекся грандиозным зрелищем и даже не вспомнил, что у меня есть ведомые, до того самого момента, когда на меня свалились «фиаты» и я обнаружил, что у моего верного самолетика нет хвоста.— Эх, жаль, что ты пьян, — сказал один из летчиков.— Да, я пьян, — сказал Плешак. — И надеюсь, что все вы, джентльмены и товарищи, не откажетесь со мной выпить, потому что сегодня я счастлив, хотя меня и оскорбил невежа танкист, назвал меня пьянчугой, эрзац Санта-Клаусом.— Досадно, право, что ты пьян, — сказал другой летчик. — А как вернулся на аэродром?— Не задавай мне вопросов, — с достоинством сказал Плешак. — Я вернулся в штабной машине Двенадцатой бригады. Когда я спустился на своем верном парашюте, во мне склонны были усмотреть фашистского преступника, потому что я не владею икс… икспанским языком. Но когда я удостоверил свою личность, недоразумение рассеялось, и ко мне отнеслись с исключительным вниманием. Ах, поглядели бы вы, как горел этот «юнкерс»! Я и загляделся, а тут на меня спикировали «фиаты».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99