ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Письма, оставленные без ответа, деловые бумаги, так и не дождавшиеся твоего одобрения, назначения на множество постов, так и не утвержденные, и все это, царевич, явилось следствием постыдного пренебрежения с твоей стороны своими прямыми обязанностями.
Убрав руку со спинки кресла, он оперся обоими локтями о стол и, крепко сцепив унизанные кольцами пальцы, уставился на Хаэмуаса с выражением недовольства. Хаэмуас не решался отвести взгляд первым, чтобы посмотреть на Ашахебседа, но тем не менее он чувствовал его скрытую радость. Хаэмуас ничего не имел против присутствия при их разговоре Техути-Эмхеба: писец должен записывать все, что говорится во время царских бесед. Однако отец не посчитал нужным удалить из комнаты своего старого виночерпия, и это вызвало раздражение и даже ярость Хаэмуаса. Он достаточно хорошо знал Рамзеса и понимал, что присутствие при их разговоре этого человека не простая случайность. Он не допустит, чтобы кто-то мог ввести его в замешательство. Ни тот ни другой из слуг не станет распускать сплетни, а гнев и недовольство Могучего Быка, обрушившиеся на его голову, справедливы и заслуженны.
– И все же эти проступки, как бы досадны и необъяснимы они ни были, никоим образом не исчерпывают всей меры моего божественного недовольства, – продолжал тем временем Рамзес. – Слуга твоей матери дважды писал к тебе, уведомляя о состоянии ее здоровья, которое день ото дня становилось все хуже и хуже, и тем не менее мать скончалась, лишенная столь важного утешения в свой смертный час – сыновнего присутствия. Я требую объяснений, Хаэмуас.
В уме царевича одно за другим проносились возможные оправдания, одно нелепее другого: «Я не получал писем; писец, который прочел их мне, все неправильно истолковал; я собирался поехать, но в последнюю минуту занемог, ты сам видишь, Великий Гор, как сильно я был болен; я отчаянно влюбился в одну женщину неописуемой красоты, так что теперь для меня не существует больше никого и ничего, и даже предсмертные страдания матери явились для меня лишь досадной помехой». Он развел руками.
– Я не могу предложить тебе никаких оправданий, Божественный, – сказал он.
Повисло напряженное молчание. Рамзес не сводил с сына недоуменного взгляда.
– Ты осмелился выйти из моего повиновения! – вскричал он, и в его голосе больше не было просчитанной, точно смодулированной любезности и учтивости, вместо нее в этом окрике слышались искренние, плохо сдерживаемые гнев и ярость, так что Хаэмуас вполне осознал, что отец рассердился на него не на шутку и что царский гнев может иметь для него серьезные последствия. Он ждал, не говоря ни слова.
Рамзес сидел, поглаживая рукой длинную массивную золотую сережку, украшенную сердоликом. Он нахмурился. Потом вдруг, резко дернув свое украшение, он щелкнул пальцами.
– Ашахебсед, Техути-Эмхеб, ступайте прочь, – резко бросил он.
При его словах оба слуги быстро поклонились, писец встал с пола, удерживая обеими руками дощечку, и, не поворачиваясь к господину спиной, оба вышли из зала.
– Можешь сесть, Хаэмуас, – предложил он уже спокойным, сдержанным тоном. Хаэмуас сел.
– Благодарю, отец, – сказал он.
– Теперь можешь говорить, – продолжал Рамзес.
И Хаэмуас понял, что его слова вовсе не приглашение к беседе, а строгий, не терпящий возражений приказ. Двойные двери с грохотом захлопнулись. Он остался один на один с этим человеком, с воплощением бога на земле, что держал в своих старческих, изысканно накрашенных хной руках судьбу и саму жизнь каждого обитателя Египта. И за нерадивость, проявленную Хаэмуасом, этот человек мог избрать для него любое наказание, какое только придет ему на ум. Он ждал, чуть склонив голову набок, приподняв брови. В этих всезнающих глазах, густо подведенных сурьмой, горело недоброе нетерпение. «Отец всегда питал ко мне особое расположение, – думал Хаэмуас, не в силах подавить легкое волнение. – Но что это значит – расположение всезнающего, искусного и не ведающего сострадания божества?» Хаэмуас набрал полную грудь воздуха.
– Я могу привести тебе объяснение своего поведения, отец, – начал он, – но в нем нет для меня оправдания. Я самым постыдным образом пренебрегал своими обязанностями, нарушил верность Египту, тебе и богам, а мое поведение по отношению к матушке заслуживает того, чтобы на мою голову пали все возможные проклятия. Я вел себя так, хотя и прекрасно осознавал, что она может умереть в любую минуту. Она знала, что смерть близка, поспешила сообщить об этом мне, но я не уделил внимания полученным от нее известиям. – Он остановился на секунду, все еще раздраженный, понимая, что, говоря о своем стыде, на самом деле его не испытывает, и надеясь, что отец взглядом своих старческих, но по-прежнему острых и проницательных глаз не сумеет все же разглядеть истинную правду.
– Все это мне известно, – коротко вставил Рамзес. – Ты позволяешь себе слишком многое, Хаэмуас. Через три дня у меня назначена встреча с посланниками из Алашии, поэтому тебе лучше поторопиться со своими объяснениями.
– Хорошо, – спокойно произнес Хаэмуас – Я со всей силой страсти полюбил одну женщину, и теперь вот уже несколько месяцев не в состоянии думать ни о чем ином, кроме нее. Я предложил этой госпоже заключить со мной брачный контракт, и она приняла мое предложение, так что сейчас я жду только окончательного подтверждения ее благородного происхождения, и тогда мы сможем наконец заключить брак. Таково мое объяснение.
Рамзес, ошарашенный, смотрел на сына, потом вдруг начал смеяться густым, громким, грохочущим смехом, от которого, казалось, он сам сделался на десять лет моложе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216
Убрав руку со спинки кресла, он оперся обоими локтями о стол и, крепко сцепив унизанные кольцами пальцы, уставился на Хаэмуаса с выражением недовольства. Хаэмуас не решался отвести взгляд первым, чтобы посмотреть на Ашахебседа, но тем не менее он чувствовал его скрытую радость. Хаэмуас ничего не имел против присутствия при их разговоре Техути-Эмхеба: писец должен записывать все, что говорится во время царских бесед. Однако отец не посчитал нужным удалить из комнаты своего старого виночерпия, и это вызвало раздражение и даже ярость Хаэмуаса. Он достаточно хорошо знал Рамзеса и понимал, что присутствие при их разговоре этого человека не простая случайность. Он не допустит, чтобы кто-то мог ввести его в замешательство. Ни тот ни другой из слуг не станет распускать сплетни, а гнев и недовольство Могучего Быка, обрушившиеся на его голову, справедливы и заслуженны.
– И все же эти проступки, как бы досадны и необъяснимы они ни были, никоим образом не исчерпывают всей меры моего божественного недовольства, – продолжал тем временем Рамзес. – Слуга твоей матери дважды писал к тебе, уведомляя о состоянии ее здоровья, которое день ото дня становилось все хуже и хуже, и тем не менее мать скончалась, лишенная столь важного утешения в свой смертный час – сыновнего присутствия. Я требую объяснений, Хаэмуас.
В уме царевича одно за другим проносились возможные оправдания, одно нелепее другого: «Я не получал писем; писец, который прочел их мне, все неправильно истолковал; я собирался поехать, но в последнюю минуту занемог, ты сам видишь, Великий Гор, как сильно я был болен; я отчаянно влюбился в одну женщину неописуемой красоты, так что теперь для меня не существует больше никого и ничего, и даже предсмертные страдания матери явились для меня лишь досадной помехой». Он развел руками.
– Я не могу предложить тебе никаких оправданий, Божественный, – сказал он.
Повисло напряженное молчание. Рамзес не сводил с сына недоуменного взгляда.
– Ты осмелился выйти из моего повиновения! – вскричал он, и в его голосе больше не было просчитанной, точно смодулированной любезности и учтивости, вместо нее в этом окрике слышались искренние, плохо сдерживаемые гнев и ярость, так что Хаэмуас вполне осознал, что отец рассердился на него не на шутку и что царский гнев может иметь для него серьезные последствия. Он ждал, не говоря ни слова.
Рамзес сидел, поглаживая рукой длинную массивную золотую сережку, украшенную сердоликом. Он нахмурился. Потом вдруг, резко дернув свое украшение, он щелкнул пальцами.
– Ашахебсед, Техути-Эмхеб, ступайте прочь, – резко бросил он.
При его словах оба слуги быстро поклонились, писец встал с пола, удерживая обеими руками дощечку, и, не поворачиваясь к господину спиной, оба вышли из зала.
– Можешь сесть, Хаэмуас, – предложил он уже спокойным, сдержанным тоном. Хаэмуас сел.
– Благодарю, отец, – сказал он.
– Теперь можешь говорить, – продолжал Рамзес.
И Хаэмуас понял, что его слова вовсе не приглашение к беседе, а строгий, не терпящий возражений приказ. Двойные двери с грохотом захлопнулись. Он остался один на один с этим человеком, с воплощением бога на земле, что держал в своих старческих, изысканно накрашенных хной руках судьбу и саму жизнь каждого обитателя Египта. И за нерадивость, проявленную Хаэмуасом, этот человек мог избрать для него любое наказание, какое только придет ему на ум. Он ждал, чуть склонив голову набок, приподняв брови. В этих всезнающих глазах, густо подведенных сурьмой, горело недоброе нетерпение. «Отец всегда питал ко мне особое расположение, – думал Хаэмуас, не в силах подавить легкое волнение. – Но что это значит – расположение всезнающего, искусного и не ведающего сострадания божества?» Хаэмуас набрал полную грудь воздуха.
– Я могу привести тебе объяснение своего поведения, отец, – начал он, – но в нем нет для меня оправдания. Я самым постыдным образом пренебрегал своими обязанностями, нарушил верность Египту, тебе и богам, а мое поведение по отношению к матушке заслуживает того, чтобы на мою голову пали все возможные проклятия. Я вел себя так, хотя и прекрасно осознавал, что она может умереть в любую минуту. Она знала, что смерть близка, поспешила сообщить об этом мне, но я не уделил внимания полученным от нее известиям. – Он остановился на секунду, все еще раздраженный, понимая, что, говоря о своем стыде, на самом деле его не испытывает, и надеясь, что отец взглядом своих старческих, но по-прежнему острых и проницательных глаз не сумеет все же разглядеть истинную правду.
– Все это мне известно, – коротко вставил Рамзес. – Ты позволяешь себе слишком многое, Хаэмуас. Через три дня у меня назначена встреча с посланниками из Алашии, поэтому тебе лучше поторопиться со своими объяснениями.
– Хорошо, – спокойно произнес Хаэмуас – Я со всей силой страсти полюбил одну женщину, и теперь вот уже несколько месяцев не в состоянии думать ни о чем ином, кроме нее. Я предложил этой госпоже заключить со мной брачный контракт, и она приняла мое предложение, так что сейчас я жду только окончательного подтверждения ее благородного происхождения, и тогда мы сможем наконец заключить брак. Таково мое объяснение.
Рамзес, ошарашенный, смотрел на сына, потом вдруг начал смеяться густым, громким, грохочущим смехом, от которого, казалось, он сам сделался на десять лет моложе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216