ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
доступ в эту комнату должен быть открыт Хармину в любой час, когда только он того пожелает, а ты во время его посещений должна оставлять нас наедине.
На лице Бакмут было написано нескрываемое неодобрение.
– Царевна, забота о твоем благе каленым железом выжжена у меня на сердце, и могу сказать, что ты задумала недоброе, да, очень недоброе, – с жаром говорила она. – Ты – царская дочь, царевна, ты…
– Все это мне прекрасно известно, – резко оборвала ее Шеритра. – Я не спрашиваю тебя, как мне поступить, я отдала тебе ясное приказание, с тем чтобы в будущем ты не несла никакой ответственности за мое поведение. Тебе все понятно?
– Вполне. – Бакмут церемонно поклонилась.
– Кроме того, ты не должна сообщать об этом моем распоряжении никому другому из моей свиты. В случае если тебя спросят, я не обязываю тебя лгать, но и распускать сплетни ты тоже не должна.
– Царевна, я никогда не распускаю сплетен. Разве есть у меня на это время? Твоя матушка, царевна Нубнофрет, воспитала нас в надлежащей строгости. А насчет здешних слуг… – Она рассмеялась резким смехом. – Они не станут сплетничать, они – словно ходячие мертвецы. Я их презираю!
– Вот и отлично. Значит, мы поняли друг друга.
– И все же я хотела бы сказать еще вот о чем, – не унималась Бакмут. – В этом доме, милая царевна, с тобой произошло много чудесных перемен. Ты избавилась от своей неловкости и застенчивости, что так тебе досаждали. И со мной ты стала мягче и спокойнее. Ты расцвела, словно цветок пустыни. Но в этом цветке зреет что-то жестокое и недоброе. Прошу меня простить, царевна.
– Я прощаю тебя, – произнесла Шеритра ровным голосом. – Теперь займись своим делом, Бакмут.
Служанка вернулась в свой угол, села на пол и вновь взялась за тряпку.
Шеритра поднялась и принялась ходить по комнате, в задумчивости проводя рукой по стенам, перебирая склянки с притираниями на туалетном столике, дотронулась до небольшого ковчежца, посвященного богу Тоту. Назад пути нет, это она понимала. С оттенком некоего изумленного ужаса она думала о том, какой теперь стала, и все же в словах Бакмут была своя правда. Под покровом этих перемен в ее душе зрело какое-то новое безрассудство, грозившее превратить эту вновь обретенную уверенность в себе в вызывающую грубость. «Что же, я вполне заслужила и это безумие, и безрассудство, – говорила себе девушка, охваченная мятежным духом. – Слишком долго я оставалась пленницей своего детского „я». Теперь же я хочу сама разведать эти новые горизонты, пережить неизведанные эмоции, даже если потом они унесут меня в неведомые дали, дальше, чем я сама мечтала, словно лошади, что вдруг понесли колесницу, и потом мне придется изо всех сил сдерживать поводья».
Скромный полуденный завтрак Шеритра съела в своей комнате, но на вечернюю трапезу она решилась выйти и тихонько сидела, прячась за маленьким столиком. Сисенет был, как обычно, вежлив и любезен, но сдержан и молчалив. Хармин, заметила она с облегчением, обращается с ней со своим обычным мягким почтением, с оттенком доброго подтрунивания, и лишь Табуба вызвала у Шеритры некоторую смутную тревогу. Хозяйка дома была охвачена необычным волнением, ее изящные выразительные руки порхали над столом, поправляли гирлянды цветов, отбивали музыкальный ритм под звуки арфы или помогали женщине полнее и ярче выразить свою мысль. И все же Шеритра чувствовала на себе ее оценивающий взгляд, словно Табуба что-то высчитывала, и когда их глаза встречались, девушка могла прочесть в них оскорбительное выражение сообщничества.
В ту ночь Хармин пришел к ней, как она и надеялась, и опасалась. Он принес ей свежие цветы, окропленные вечерней росой, в которые она зарылась лицом, а на шею ей он повесил небольшой золотой амулет. Бакмут послушно удалилась, и Шеритра быстро освободилась от платья, легко соскользнувшего на пол, и смело поднялась ему навстречу. Его страсть была неспешной и нежной, огонь желания разгорался и гас, разгорался и гас, пока текли бесконечные часы.
Несколько дней Шеритра с трепетом ждала известий от отца, какого-нибудь гневного приказа, требующего ее немедленного возвращения домой, но такого приказа так и не поступило. Может быть, писец, шпионивший за ней, не понимал, что происходит между царевной и Хармином. Возможно, ему здесь нравилось, он наслаждался бездельем и лгал поэтому своему господину. «А может быть, – печально размышляла Шеритра, – отец слишком погружен в собственные переживания и ему вообще неинтересно, что происходит со мной. – От этой мысли ее обуял приступ бесконтрольной ярости. – Я сама поеду домой и узнаю точно, почему он молчит. – Так поклялась Шеритра самой себе. – Я разыщу Гори и выбраню его как следует за то, что он совсем позабыл обо мне». Но в зачарованном доме Сисенета, где время, казалось, не имеет власти, Шеритра, как и прочие его обитатели, чувствовала себя словно околдованной, и она все медлила, не замечая, как дни идут за днями.
Когда наступала обманчивая вечерняя прохлада, Хармин стал приглашать ее в пустыню, чтобы вместе поохотиться. Они брали с собой стражника, бегуна и охотничью собаку, в остальное время сидевшую на привязи у домика, где спали слуги. Иногда Хармин шел пешком, но чаще впрягал в свою колесницу лошадь и отправлялся в пустыню по какой-нибудь затерянной тропинке, ведущей вглубь песков.
Сначала Шеритра хотела отказаться от его приглашения. Ехать в колеснице стоя опасно, а лошадей она никогда не любила. К тому же фараон будет вне себя от ярости, если случится так, что его внучка пострадает или даже погибнет из одного только безрассудства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216
На лице Бакмут было написано нескрываемое неодобрение.
– Царевна, забота о твоем благе каленым железом выжжена у меня на сердце, и могу сказать, что ты задумала недоброе, да, очень недоброе, – с жаром говорила она. – Ты – царская дочь, царевна, ты…
– Все это мне прекрасно известно, – резко оборвала ее Шеритра. – Я не спрашиваю тебя, как мне поступить, я отдала тебе ясное приказание, с тем чтобы в будущем ты не несла никакой ответственности за мое поведение. Тебе все понятно?
– Вполне. – Бакмут церемонно поклонилась.
– Кроме того, ты не должна сообщать об этом моем распоряжении никому другому из моей свиты. В случае если тебя спросят, я не обязываю тебя лгать, но и распускать сплетни ты тоже не должна.
– Царевна, я никогда не распускаю сплетен. Разве есть у меня на это время? Твоя матушка, царевна Нубнофрет, воспитала нас в надлежащей строгости. А насчет здешних слуг… – Она рассмеялась резким смехом. – Они не станут сплетничать, они – словно ходячие мертвецы. Я их презираю!
– Вот и отлично. Значит, мы поняли друг друга.
– И все же я хотела бы сказать еще вот о чем, – не унималась Бакмут. – В этом доме, милая царевна, с тобой произошло много чудесных перемен. Ты избавилась от своей неловкости и застенчивости, что так тебе досаждали. И со мной ты стала мягче и спокойнее. Ты расцвела, словно цветок пустыни. Но в этом цветке зреет что-то жестокое и недоброе. Прошу меня простить, царевна.
– Я прощаю тебя, – произнесла Шеритра ровным голосом. – Теперь займись своим делом, Бакмут.
Служанка вернулась в свой угол, села на пол и вновь взялась за тряпку.
Шеритра поднялась и принялась ходить по комнате, в задумчивости проводя рукой по стенам, перебирая склянки с притираниями на туалетном столике, дотронулась до небольшого ковчежца, посвященного богу Тоту. Назад пути нет, это она понимала. С оттенком некоего изумленного ужаса она думала о том, какой теперь стала, и все же в словах Бакмут была своя правда. Под покровом этих перемен в ее душе зрело какое-то новое безрассудство, грозившее превратить эту вновь обретенную уверенность в себе в вызывающую грубость. «Что же, я вполне заслужила и это безумие, и безрассудство, – говорила себе девушка, охваченная мятежным духом. – Слишком долго я оставалась пленницей своего детского „я». Теперь же я хочу сама разведать эти новые горизонты, пережить неизведанные эмоции, даже если потом они унесут меня в неведомые дали, дальше, чем я сама мечтала, словно лошади, что вдруг понесли колесницу, и потом мне придется изо всех сил сдерживать поводья».
Скромный полуденный завтрак Шеритра съела в своей комнате, но на вечернюю трапезу она решилась выйти и тихонько сидела, прячась за маленьким столиком. Сисенет был, как обычно, вежлив и любезен, но сдержан и молчалив. Хармин, заметила она с облегчением, обращается с ней со своим обычным мягким почтением, с оттенком доброго подтрунивания, и лишь Табуба вызвала у Шеритры некоторую смутную тревогу. Хозяйка дома была охвачена необычным волнением, ее изящные выразительные руки порхали над столом, поправляли гирлянды цветов, отбивали музыкальный ритм под звуки арфы или помогали женщине полнее и ярче выразить свою мысль. И все же Шеритра чувствовала на себе ее оценивающий взгляд, словно Табуба что-то высчитывала, и когда их глаза встречались, девушка могла прочесть в них оскорбительное выражение сообщничества.
В ту ночь Хармин пришел к ней, как она и надеялась, и опасалась. Он принес ей свежие цветы, окропленные вечерней росой, в которые она зарылась лицом, а на шею ей он повесил небольшой золотой амулет. Бакмут послушно удалилась, и Шеритра быстро освободилась от платья, легко соскользнувшего на пол, и смело поднялась ему навстречу. Его страсть была неспешной и нежной, огонь желания разгорался и гас, разгорался и гас, пока текли бесконечные часы.
Несколько дней Шеритра с трепетом ждала известий от отца, какого-нибудь гневного приказа, требующего ее немедленного возвращения домой, но такого приказа так и не поступило. Может быть, писец, шпионивший за ней, не понимал, что происходит между царевной и Хармином. Возможно, ему здесь нравилось, он наслаждался бездельем и лгал поэтому своему господину. «А может быть, – печально размышляла Шеритра, – отец слишком погружен в собственные переживания и ему вообще неинтересно, что происходит со мной. – От этой мысли ее обуял приступ бесконтрольной ярости. – Я сама поеду домой и узнаю точно, почему он молчит. – Так поклялась Шеритра самой себе. – Я разыщу Гори и выбраню его как следует за то, что он совсем позабыл обо мне». Но в зачарованном доме Сисенета, где время, казалось, не имеет власти, Шеритра, как и прочие его обитатели, чувствовала себя словно околдованной, и она все медлила, не замечая, как дни идут за днями.
Когда наступала обманчивая вечерняя прохлада, Хармин стал приглашать ее в пустыню, чтобы вместе поохотиться. Они брали с собой стражника, бегуна и охотничью собаку, в остальное время сидевшую на привязи у домика, где спали слуги. Иногда Хармин шел пешком, но чаще впрягал в свою колесницу лошадь и отправлялся в пустыню по какой-нибудь затерянной тропинке, ведущей вглубь песков.
Сначала Шеритра хотела отказаться от его приглашения. Ехать в колеснице стоя опасно, а лошадей она никогда не любила. К тому же фараон будет вне себя от ярости, если случится так, что его внучка пострадает или даже погибнет из одного только безрассудства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216