Например, можно
вязать на спицах .и смотреть телевизор, но вязание
останавливается в наиболее захватывающих местах; во
время проигрывания гамм можно о чем-то думать, но
это невозможно при исполнении трудной пьесы.
Если применить все сказанное к интроспекции
(а ведь она тоже вторая деятельность.), то придется
признать, что ее возможности крайне ограничены.
Интроспекцию настоящего, полнокровного акта созна-
ния можно осуществить, только прервав его. Надо ска-
зать, что интроспекционисты довольно быстро это по-
няли. Они отмечали, что приходится наблюдать не
столько сам непосредственно текущий процесс, сколько
его затухающий след. А чтобы следы памяти сохраняли
возможно большую полноту, надо процесс дробить
(актами интроспекции) на мелкие порции. Таким обра-
зом, интроспекция превращалась в <дробную> ретро-
спекцию. -
Остановимся на следующем утверждении - якобы
возможности с помощью интроспекции выявлять при-
чинно-следственные связи в сфере сознания.
Пожалуй, примерами отдельных, так называемых
произвольных, действий справедливость этого тезиса и
ограничивается. Зато с каким количеством необъясни-
мых фактов собственного сознания мы встречаемся
повседневно! Неожиданно всплывшее воспоминание
или изменившееся настроение часто заставляют нас
40 "
проводить настоящую исследовательскую работу по
отысканию их причин. Или возьмем процесс мышле-
ния: разве мы всегда знаем, какими путями пришла "нам
в голову та или иная мысль? История научных откры-
тий и технических изобретений изобилует описаниями
внезапных озарений!
И вообще, если бы человек мог непосредственно
усматривать причины психических процессов, то пси-
хология была бы совсем не нужна! Итак, тезис о не-
посредственной открытости причин на проверку оказы- ,
вается неверен.
Наконец, рассмотрим мнение о том, что интроспек- Г
ция поставляет сведения о фактах сознания в неиска-
женном виде. Что это не так, видно уже из сделанного
выше замечания о вмешательстве интроспекции в ис-
следуемый процесс. Даже когда человек дает отчет по
памяти о только что пережитом опыте, он и тогда не-
избежно его искажает, ибо направляет внимание толь-
ко на определенные его стороны или моменты.
Именно это искажающее влияние внимания, осо-
бенно внимания наблюдателя, который знает, что он
ищет, настойчиво отмчалось критиками обсуждаемого
метода. Интроспекционист, писали они не без иронии,
находит в фактах сознания только те элементы, кото-
рые соответствуют его теории. Если это теор-ия чувст-
венных элементов,-он находит ощущения, если безоб-
разных элементов, --то движения <чистой> мысли
- и т. п.
Итак, практика использования и углубленное об-
суждение метода интроспекции обнаружили ряд фун-
даментальных его недостатков. Они были настолько
существенны, что поставили под сомнение метод в це-
лом, а с ним и предмет психологии - тот предмет, с
которым метод интроспекции был неразрывно связан и
естественным следствием постулирования которого он
являлся.
Ва втором десятилетии нашего века, т. е. спустя не- ,
многим более 30 лет после основания научной психо-
логии, в лей произошла революция: смена предмета
психологии. Им стало не сознание, а поведение чело-
века и животных.
Дж. Уотсон, пионер этого нового направления пи-
сал: <...психология должна... отказаться от субъектив-
ного предмета изучения, интроспективного метода ис-

11 .
следования и прежней терминологии. Сознание с его
структурными элементами, неразложимыми ощущения-
ми и чувственными тонами, с его процессами, внима-
нием, восприятием, воображением - все это только
фразы, не поддающиеся определению> [114, с. З].
На следующей лекции я буду подробно говорить об
этой революции. А сейчас рассмотрим, какой оказалась
судьба сознания в психологии. Удалось ли психологии
полностью порвать с фактами сознания, с самим поня-
тием сознания?
Конечно, нет. Заявление Дж. Уотсона было <кри-
ком души> психолога, заведенного в тупик. Однако
после любого <крика души> наступают рабочие будни.
И в будни психологии стали возвращаться факты соз-
нания. Однако с ними стали обращаться иначе. Как
же?
Возьмем для иллюстрации современные исследова-
ния восприятия человека. Чем они в принципе отлича-
ются от экспериментов интроспекционистов?
И в наши дни, когда хотят исследовать процесс
восприятия, например зрительного восприятия челове-
ка, то берут испытуемого и предъявляют ему зритель-
ный объект (изображение, предмет, картину), а затем
спрашивают, что он увидел. До сих пор как будто бы
то же самое. Однако есть существенные отличия.
Во-первых, берется не изощренный в самонаблюде-
нии профессор-психолог, а <наивный> наблюдатель, и >
чем меньше он знает психологию, тем лучше. Во-вто-
рых, от испытуемого требуется не аналитический, а са-
мый обычный отчет о воспринятом, т. е. отчет в тех
терминах, которыми он пользуется в повседневной
жизни.
Вы можете спросить: <Что же тут можно исследо-
вать? Мы ежедневно производим десятки и сотни на-
блюдений, выступая в роли <наивного наблюдателя>;
можем рассказать, если нас спросят, обо всем виден-
ном, но вряд ли это продвинет наши знания о процес- ,
се восприятия. Интроспекционисты по крайней мере
улавливали какие-то оттенки и детали>.
Но это только начало. Экспериментатор-психолог
для того и существует, чтобы придумать эксперимент
тальный прием, который заставит таинственный про-
цесс раскрыться и обнажить свои механизмы. Напри-
мер, он помещает на глаза испытуемого перевертываю-
<2
щие призмы, или предварительно помещает испытуемо-
го в условия <сенсорного голода>, или использует осо-
бых испытуемых - взрослых лиц, которые впервые уви-
дели мир в результате успешной глазной операции
и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19