Между со-
держаниями сознания и внутренним взором нет иска-
жающей призмы!
<В сфере непосредственных данных сознания нет
уже различия между объективным и субъективным,
реальным и кажущимся, здесь все есть, как кажется,
и даже именно потому, .что оно кажется: ведь когда
что-нибудь нам кажется, это и есть вполне реальный
факт нашей внутренней душевной жизни> [65, с. 1034].
Итак, применение метода интроспекции подкрепля-
лось еще соображениями об особых преимуществах
этого метода. .
В психологии конца XIX в. начался грандиозный
37
эксперимент по проверке возможностей метода интро-
спекции. Научные журналы того времени были напол-
нены статьями с интроспективными отчетами; в них
психологи с большими подробностями описывали свои
ощущения, состояния, переживания, которые появля-
лись у них при предъявлении определенных раздражи-
те-лей, при постановке тех или иных задач.
Надо сказать, что это не были описания фактов
сознания в естественных жизненных обстоятельствах,
что само по себе могло бы представить интерес. Это
были лабораторные опыты, которые проводились
<в строго контролируемых условиях>, чтобы получить
совпадение результатов у разных испытуемых. Испы-
туемым предъявлялись отдельные зрительные или слу-
ховые раздражители, изображения предметов, слова,
фразы; они должны были воспринимать их, сравнивать
между собой, сообщать об ассоциациях, которые у них
возникали, и т. п.
Эксперименты наиболее строгих интроспекционистов
(Э. Титченера и его учеников) осложнялись еще двумя
дополнительными требованиями.
Во-первых, интроспекция должна была направлять-
ся на выделение простейших элементов сознания, т. е.
ощущений и элементарных чувств. (Дело в том, что ме-
тод интроспекции с самого начала соединился с атоми-
стическим подходом в психологии, т. е. убеждением, что
исследовать - значит разлагать сложные процессы на
простейшие элементы.)
Во-вторых, испытуемые должны были избегать в сво-
их ответах терминов, описывающих внешние объекты, а
говорить только о своих ощущениях, которые вызывались
этими объектами, и о качествах этих ощущений. Напри-
мер, испытуемый не мог сказать: <Мне было предъявле-
но большое, красное яблоко>. А должен был сообщить
примерно следующее: <Сначала я получил ощущение
красного, и оно затмило все остальное; потом оно сме-
нилось впечатлением круглого, одновременно с которым
возникло легкое щекотание в языке, по-видимому, след
вкусового ощущения. Появилось также быстро преходя-
щее мускульное ощущение в правой руке.>.>.
Ответ в терминах внешних объектов был назван
Э. Титченером <ошибкой стимула> - известный термин
интроспективной психологии, отражающий ее атомиети->
ческую направленность на .элементы сознания.
38 .
По мере расширения этого рода исследований стали
обнаруживаться крупные проблемы и трудности.
Во-первых, становилась все более очевидной бес-
смысленность такой <экспериментальной психологии>.
По словам одного автора, в то время от психологии
отвернулись все, кто не считал ее своей профес-
сией.
Другим неприятным следствием были накапливаю-
щиеся противоречия в результатах. Результаты не сов-
падали не только у различныхавторов, но даже иногда
у одного и того же автора при работе с разными испы-
туемыми.
Больше того, зашатались основы психологии - эле-
менты сознания. Психологи стали находить такие со-
держания сознания, которые никак не могли быть раз-
ложены на отдельные ощущения или представлены в
виде их суммы. Возьмите мелодию, говорили они, и пе-
ренесите ее в другую тональность; в ней изменится
каждый звук, однако мелодия при этом сохранится.
Значит, не отдельные звуки определяют мелодию, не
простая их совокупность, а какое-то особое качество,
которое связано с отношениями между звуками. Это
качество целостной структуры (нем. - <гештальта>), а
не суммы элементов.
Далее, систематическое применение интроспекции
стало обнаруживать нечувствснные, или безобразные,
элементы сознания. Среди них, например, <чистые>
движения мысли, без которых, как оказалось, невоз-
можно достоверно описать процесс мышления.
Наконец, стали выявляться неосознаваемые причи-
ны некоторых явлений, сознания (о них подробнее
ниже).
Таким образом, вместо торжества науки, обладаю-
щей таким уникальным методом, в психологии стала
назревать.ситуация кризиса.
В чем же было дело? Дело было в том, что доводы,
выдвигаемые в защиту метода интроспекции, не были
строго проверены. Это были утверждения, которые ка-
зались верными лишь на первый взгляд.
В самом деле, начну с утверждения о возможности
раздвоения сознания. Казалось бы, мы действительно
можем что-то делать и одновременно следить за собой.
-Например, писать -- и следить за почерком, читать-
вслух - и следить за выразительностью чтения. Ка-
39
залось бы так - и в то же время не тай или по край-
-ией мере не совсем так!
Разве не менее известно, что наблюдение за ходом
собственной деятельности мешает этой деятельности, а
то и вовсе ее разрушает? Следя за почерком, мы мо-
жем потерять мысль; стараясь читать с выражением-
перестать понимать текст.
Известно, насколько разрушающим образом дейст-
вует рефлексия на протекание наших чувств: от нее они
бледнеют, искажаются, а то и вовсе исчезают. И напро-
тив, насколько <отдача чувству> исключает возмож-
ность рефлексии!
В психологии специально исследовался вопрос о
возможности одновременного осуществления двух дея-
тельностей. Было показано, что это возможно либо пу-
тем быстрых переходов от одной деятельности к дру-
гой, либо если одна из деятельностей относительно про-
ста и протекает <автоматически>.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19