Мне сделали несколько операций, и кости в конце концов срослись, но немного неудачно. Поэтому у меня столько рубцов. Поэтому я и прихрамываю.
– Болит?
– Иногда, когда я перетруждаю ногу.
– А больно, когда мы занимаемся любовью?
«Мы занимаемся любовью». Слова Питера захлестнули Эллисон волной радости. Они лишь раз любили друг друга, но вопрос Питера пообещал это еще много, много раз.
– Нет. – «Когда мы занимаемся любовью, ничего не болит».
– Но ты не можешь иметь детей, Эллисон? – мягко спросил Питер, немного помолчав.
– Да нет же, Питер. Я могу иметь детей. – Эллисон повернулась, чтобы ободрить нежные темные глаза. Но когда их взгляды встретились, Эллисон показалось, что в его глазах она прочла не облегчение, а тревогу. – Питер…
На столике возле кровати зазвонил телефон. Когда Питер отвернулся от нее, чтобы снять трубку, Эллисон тоже отодвинулась, выбираясь из постели. Она завернулась в роскошную купальную простыню – ей ли не знать, где что лежит, – и собралась спуститься вниз, чтобы Питер мог поговорить свободно.
Питер поймал ее за руку.
– Эллисон, не уходи.
– Хорошо. – Эллисон остановилась, но осталась стоять где была, у дальнего края кровати, на некотором расстоянии от Питера.
– Алло? – ответил Питер.
– Привет, Питер. Это Уинтер.
– Привет, Уинтер. Как чувствуешь себя?
– Определенно лучше, но нельзя ли пропустить еще один день?
Тошнота у Уинтер ничуть не уменьшилась, но она научилась справляться с ней, даже играть, невзирая на нее. Большую часть этого дня, когда не спала, она провела перед зеркалом, практикуясь в том, чтобы приступы тошноты не собирали морщинки у ее фиалковых глаз. К завтрашнему вечеру она овладеет этим искусством – ради фильма и ради Марка.
– Конечно, можно. Я позвоню Стиву.
– Я уже позвонила. Он тоже дал добро.
– Ты отдыхаешь?
– Да! Я делаю все, что полагается.
– Позвони мне завтра, как будешь чувствовать себя и насчет четверга.
– Думаю, что все будет хорошо, но все равно позвоню.
Положив трубку, Питер повернулся к Эллисон и спросил:
– Почему ты хотела уйти?
– Чтобы ты мог поговорить свободно.
– И кто же, ты подумала, звонит?
Эллисон в смущении пожала плечами. Питер Дэлтон был на девять лет старше ее, на девять лет опытнее. Эллисон была не первой женщиной в его постели. Возможно, она даже была не первой женщиной в его постели на этой неделе.
– Подруга. Возлюбленная.
Темные глаза Питера слегка сузились, удивленные, озабоченные, немного печальные. Он не верил, что Эллисон занимается этим – захватывающей, приносящей радость любовью – каждый день, почему же тогда она считает его другим? Разве Эллисон не знала? Разве не могла сказать?
Питер передвинулся к ней, к дальнему краю кровати и нежно взял в ладони ее лицо.
– У меня больше никого нет, Эллисон. Никого, кроме тебя.
– О! – только и выдохнула она.
– Почему ты хмуришься? Это тебя беспокоит?
– Нет. – «Нет, это именно то, чего я хочу».
– Ты все еще хмуришься. Скажи, в чем дело?
– Я просто подумала, – прошептала Эллисон, – что если бы Уинтер не заболела…
– Я оказался в «Элегансе» не просто потому, что у меня внезапно освободился день, Эллисон.
– Нет?
– Нет. Я думал о тебе.
– Но ты ушел.
– Я как раз хотел повернуть назад, когда ты появилась на бульваре.
– Правда?
– Правда. Я хотел спросить, есть ли у меня хоть какой-то шанс в сравнении с тем, кто прислал красные розы.
– Я тоже думала о тебе. Я чуть не купила Оладье подарок на День святого Валентина.
Питер улыбнулся и поцеловал мягкие губы Эллисон.
– Бьюсь об заклад, батарейки Оладьи уже зарядились, – искушающе прошептала между поцелуями Эллисон.
– Только ли батарейки Оладьи?
– Мои тоже.
– Эллисон…
– Да?
– Пославший красные розы…
Они говорили, перемежая слова поцелуями, касаясь друг друга губами при каждом слове, но здесь Эллисон отодвинулась и пристально посмотрела в его глаза.
– У меня никого нет, кроме тебя, Питер. – «И никогда не было».
Было уже семь часов, когда Питер и Эллисон покинули спальню и спустились на кухню, подгоняемые аппетитным запахом запеканки и мыслями о покинутой Оладье. На Эллисон был синий махровый халат Питера, просторный, уютный, туго стянутый поясом на ее тонкой талии, и пара шерстяных носков.
Оладья кинулась навстречу Питеру, но остановилась, увидев Эллисон. Склонив голову набок, собака смотрела на Эллисон неуверенно, но с любопытством.
Эллисон негромко рассмеялась и наклонилась, чтобы поговорить с собакой.
– Здравствуй, Оладья. Довольно страшно, да? Я тебя не виню. Я и правда выгляжу страшилищем. А ты такая красивая, чистая и блестящая.
Тихий голос Эллисон понравился Оладье, и она смело приблизилась к протянутым рукам женщины. Наконец Эллисон погладила ее по чистой, мягкой шерсти, и собака завиляла почти всем телом.
– Видишь? В конце концов, все не так уж плохо. – Эллисон повернулась к Питеру. – Она на самом деле красивая.
– Это ты на самом деле красивая, – прошептал Питер, целуя Эллисон в спутанные волосы.
Питер потрепал Оладью и открыл кухонную дверь, выпустив собаку побегать и насладиться свежим вечерним воздухом, дождь закончился. Он обнял Эллисон, и они вместе стояли и смотрели на носящийся по двору пушистый золотистый комок.
– Какие у тебя планы на завтра?
– Как следует поработать до полудня, а потом поехать к себе и ждать, когда ты меня заберешь. Хватит уже искушенности.
– Ты это о чем?
– Современная деловая женщина должна быть способна добраться до дома мужчины, особенно если он достаточно современен, чтобы приготовить обед, не промокнув до нитки, как ты считаешь?
– Думаю, да.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124