Ему хотелось, осознал он, показать Эмили, что такое любовь. Но рядом с ним была Элейн, а не Эмили.
– Я хочу пойти погулять, – сказал Роб, наконец ответив на умоляющий призыв Элейн присоединиться к ней в постели.
– Роб, но там же метель! Это очень опасно.
– Я вернусь.
Роб пробирался по свежим глубоким сугробам, обдуваемый ледяным ветром, ясно сознавая, что опознавательные знаки, указывающие безопасный путь, потеряны в белом тумане снега.
Вот на что похожа жизнь Эмили, печально думал Роб. Каждый день ее жизни – все равно что прогулка в метель без опознавательных знаков, в мглистом, неверном мире боли и опасности.
Роб сразу увидел милую хрупкость Эмили, но теперь он осознал ее необыкновенную стойкость. Какое нужно мужество, чтобы день за днем отправляться в этот мир – мир, полный опасностей! Какие нужны усилия, чтобы, всегда уставшей и знающей, что в пути сквозь бурю ее не ждет спасительное пристанище, все равно идти вперед в поисках мира и красоты.
«О Эмили! Позволь мне помочь тебе. Позволь мне показать тебе, что такое любовь».
– Не жди меня, Элейн, иди одна. Мне нужно позвонить. Пожалуйста, скажи Роджеру и Эллисон, что я сейчас подойду.
– Хорошо. – Элейн не стала его дразнить: «Это суббота, Роб, забудь о журнале!» – а просто нежно поцеловала в губы и вышла из номера.
Днем, когда Роб вернулся со своей продолжительной прогулки, все было…
Элейн не находила слов, чтобы описать нежность их любовной близости. Роб был так нежен, так внимателен, полон такой любви. Он никогда так не занимался с ней любовью. Как будто он…
«Не думай об этом», – предостерегла себя Элейн. Но было невозможно отогнать от себя эту ужасную мысль. Как будто Роб занимался любовью с кем-то другим.
Когда Элейн пошла к Роджеру и Эллисон, Роб набрал номер, который он запомнил перед отъездом из Лос-Анджелеса. Номер Эмили был в книжке на столе у Фрэн, кроме того, Э. Руссо значилась и в телефонной книге.
Роб просто хотел сказать ей «привет», может, что-нибудь еще, если Эмили окажется дома. Сегодня она должна была вернуться из Франции.
Набрав ее номер в первый раз, он выслушал пятнадцать звонков. Подождал десять минут, набрал снова и на этот раз выслушал тридцать звонков, прежде чем повесил трубку.
Может, и к лучшему. Он действовал импульсивно, и это могло смутить или обеспокоить ее.
«Лучше сосредоточься на том, что ты собираешься ей сказать при встрече, – твердил про себя Роб, направляясь к номеру Роджера. – Лучше как следует отрепетируй эти очень важные слова».
Глава 19
К Валентинову дню съемки «Любви» опережали самый смелый график, на который рассчитывали Стив и Питер. Стив почти каждый день проводил на съемочной площадке и наблюдал, не вмешиваясь и не переставая изумляться таланту Питера Дэлтона.
Питер был спокоен, серьезен, никогда не выходил из себя, не проявлял ни малейшего нетерпения. Съемочная группа была спокойной и серьезной, артисты были спокойны и серьезны, они все были серьезными, тонкими профессионалами и в согласии работали над созданием фильма десятилетия.
Даже Брюс Хантер не выбивался из общей картины. Он был известен своими романами с актрисами, с которыми снимался, и являл собой золотой стандарт голливудского эгоцентризма. У Брюса были причины вести себя подобным образом – его участие обеспечивало громадные кассовые сборы. Огромный успех Брюса покоился на его внешности греческого бога, потрясающей сексуальности и на том замечательном факте, что вдобавок ко всему он еще мог играть. Брюса Хантера утвердили на роль Сэма, главную мужскую роль в «Любви», потому что на экране они с Уинтер смотрелись просто поразительно.
Как режиссер, Питер давал актерам большую свободу в проработке и трактовке ролей. Он руководил и давал режиссерские указания там, где это было необходимо. Стиль Питера предполагал, что актер серьезно интересовался характером, который воплощал. Актеры и актрисы, с которым обычно работал Питер, а это были лучшие актеры Лондона и Нью-Йорка, такой способностью обладали.
Но не Брюс Хантер. Он не тратил времени на продумывание мотивов поступков своего героя, он просто ждал указаний режиссера. И, как одаренный от природы спортсмен – «Что мне сделать теперь, тренер? Метнуть снаряд как можно дальше? О’кей, нет проблем», – выполнял задачу.
– Произнеси последнюю строчку с чуть большей искренностью, Брюс, – говорил Питер.
– С большей? Хорошо. Вот так?
Брюс произносил великолепные строки Питера так, как велел режиссер, каждая сцена получалась совершенной, и с каждой сценой он все больше приближался к награде киноакадемии.
– Ты должен выглядеть более любящим, Брюс.
– Более любящим? Что это значит, Пит?
– Это значит, – мягко ответил Питер, – что тебе надо посмотреть на нее так, будто ты готов отдать за нее жизнь.
– Господи!
– Сделай так.
– О’кей, будет сделано.
Рабочие отношения Питера с Брюсом были легкими, но без вдохновения. А вот с Уинтер его рабочие отношения были именно такими, какие он предпочитал, – серьезным, вдумчивым, художественным сотрудничеством. Уинтер была очень высокого мнения о роли Джулии и удивительном сценарии Питера. Уинтер хотелось как можно лучше произнести каждую строчку, точно выразить все чувства. Вначале Уинтер была явно не уверена в своих силах, но при спокойной поддержке Питера ее уверенность окрепла и чудесный природный талант стал расцветать.
– Тебе понравилась эта сцена? – спрашивал Питер, подходя к Уинтер во время перерыва и терпеливо дожидаясь честного ответа.
– Не совсем, – правдиво признавалась Уинтер.
– А что тебе не понравилось?
– Не знаю, Питер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124