– Да, ты мне говорил. – Уинтер улыбнулась. Марк ругал Уинтер, как несколько лет назад она ругала лежавшую в коме Эллисон, с любовью и страхом. «Только попробуй покинуть меня, Уинтер! Как ты могла подумать, что я тебя не люблю, что ты мне не нужна? И когда же ты собиралась рассказать мне о Бобби?» – Я, вероятно, тоже продержалась бы до своего дня рождения. А потом позвонила бы тебе. Я все время думала об этом, сомневалась…
Марк остановил ее поцелуем, долгим, нежным поцелуем, все ей сказавшим, и наконец произнес:
– Никогда больше не сомневайся.
– Не буду.
– Руководитель практики сказал, что с начала июля мне устроят место здесь.
– Мы с Бобби хотим переехать в Бостон.
– Мы еще поговорим об этом.
– Да. – Уинтер улыбнулась. – Ты позвонишь мне, как только прилетишь в Бостон?
– Конечно. – Марк снова поцеловал ее, прощаясь, ему надо было успеть на самолет. – Ты поймешь, что это я, потому что первыми словами будут: «Я тебя люблю».
– Ах, Марк, я тоже тебя люблю.
* * *
Уинтер выписали из больницы на девятый день. Она с Бобби вернулась в поместье, Роберта Стивенс – в Сан-Франциско. Уинтер и Марк строили планы на всю оставшуюся жизнь, нежно шепчась через три тысячи разделявших их миль.
Через три дня после возвращения домой Уинтер сидела у себя на кухне вместе с Эллисон.
– Что произошло у вас с Питером, Эллисон? – спросила Уинтер. – Только не говори «ничего», потому что ты выглядишь как смерть, а у Питера голос, как у умирающего.
– Ты с ним разговаривала?
– Не о том, что случилось. Питер не станет об этом говорить. Он несколько раз справлялся о моем здоровье. Он не говорил о том, что у вас сложности, Эллисон, но все время спрашивал о тебе.
– И что ты ему сказала?
– Правду. Что выглядишь ты ужасно. Потерянной. Печальной. – Уинтер помолчала, потом участливо спросила: – Эллисон, может, расскажешь? Позволь мне помочь тебе.
– Нет, Уинтер, я не могу об этом говорить.
– Еще одно знаменитое быстрое и не подлежащее обсуждению решение.
– Уинтер…
– Прости, – быстро сказала Уинтер, увидев, что в глазах Эллисон внезапно появились слезы. Взгляд Эллисон стал каким-то затравленным и измученным. Знакомое выражение серьезной решимости – взгляд чемпионки, которая принимает быстрые, приносящие золото решения, – исчезло. – Эллисон, я просто не представляю, что могло произойти у вас с Питером. Вы оба так любили – любите – друг друга. Я знаю, что это не кто-то третий, потому что страдаете вы оба. Скажи мне. Может, если ты расскажешь, все покажется не таким уж страшным?
– Не могу, Уинтер, – прошептала Эллисон. «Я не могу тебе рассказать, потому что это невообразимо».
Невообразимо. Только теперь Эллисон могла заставить свой мозг это вообразить. Она очень живо помнила кошмарный сон о зловещем Арлекине, воспоминание было ярким и свежим, оно обновлялось каждую ночь, истязая и заставляя просыпаться с судорожным вздохом.
Эллисон могла это представить – сюрреалистичную фантазию, – но ее сердце, бросая вызов, отказывалось этому верить.
И тем не менее она высилась перед ней, огромная, крепкая стена, сложенная из тяжелых, говорящих о преступлении кирпичей-фактов…
«Почему?» – требовала Эллисон ответа у этой массивной стены.
«Как почему? – следовал ответ. – Потому что он виновен, потому что он – тот зловещий Арлекин».
Эллисон знала, как чемпионы берут препятствия, которые кажутся немыслимо высокими и опасными, – ты думаешь о том, что за препятствием, и делаешь это место своей целью. И всегда, кроме одного раза, ей удавалось благополучно приземляться – сначала посылаешь через препятствие свои мечты, а затем просто следуешь за ними.
Эллисон не знала, что лежит за страшной стеной. Хочет ли она там оказаться? Существует ли там ее мечта – их с Питером любовь?
Эллисон не могла в одиночку найти ответы на эти вопросы и знала, что Уинтер не поможет ей в этом. Ответить на вопросы, на которые нет ответа, может только Питер.
Эллисон нужно было услышать ответы Питера. И она их услышит. Она отправится в Нью-Йорк, посмотрит в его темные глаза и послушает, что он ей скажет. Это было единственное быстрое решение, которое могла принять Эллисон, это даже не было решением, потому что сердце не оставляло ей выбора.
Взявшись за руки, они прогуливались по римской виа Кондотти. Эмили замедлила шаги. В кинотеатре шла «Любовь».
– С кем ты смотрел «Любовь», Роб? – ласково поддразнила Эмили. Это было не важно, Эмили была уверена в его любви.
Эмили ожидала чудесной невинной улыбки, но увидела нечто другое – незнакомое выражение лица, незнакомое и непонятное.
– Роб?
– Я не видел «Любви».
– Правда? Тогда давай сходим. Сейчас.
Эмили мягко потянула его за руку, но Роб не двинулся с места, и его глаза наполнились гневом.
– Нет, Эмили. Я не хочу смотреть «Любовь».
– Роб? Что такое? Скажи мне, пожалуйста.
Роб взял жену за руку и, гуляя по улицам Рима, по которым он когда-то гулял с Сарой, все рассказал Эмили. Он уже говорил ей о своей любимой сестре, которая умерла от диабета, но это была история о Саре, о ее жизни, о том, какой она была славной, а не о ее смерти. Но теперь Роб рассказал ей все.
– Я не верю, что Питер мог причинить ей зло, – сказала Эмили, когда Роб закончил. Эмили сама удивилась уверенности в своем голосе, а своими словами удивила и встревожила Роба.
– Питер? – спросил Роб. – Ты его знаешь?
– Питер и Эллисон…
– Боже мой!
– Я его почти не знаю, Роб. Я только раз с ним столкнулась. Питер подвез меня в аэропорт в тот день, когда я улетела в Париж. Я была очень напугана. Думаю, Питер почувствовал мой страх и хотел мне помочь. И он действительно помог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124