– Я все равно пытался добиться опекунства над тобой, но безуспешно. Чем сильнее я хотел забрать тебя, тем большую решимость наказать меня проявляла Жаклин, запретив мне даже видеть тебя. Я сражался очень долго, Уинтер, но наконец понял, что тебе будет только хуже меж двух огней, да и адвокаты убедили меня, что я никогда не выиграю.
– Но ты платил алименты.
– Это были не алименты, меня никто не заставлял платить. Я просто хотел быть уверен, что у тебя будут деньги, если с Жаклин что-нибудь случится. У меня не было никаких прав и никаких обязанностей. Я дал согласие никогда с тобой не встречаться. Жаклин дала согласие – письменное, под присягой – рассказать тебе, когда ты будешь достаточно большой, что я не твой отец. Когда тебе было шесть, я встретил ее в Каннах. Она сказала, что все тебе объяснила. По ее словам, она сказала тебе, что твой отец умер, а я сделал ей одолжение, женившись на ней, и что мы расстались друзьями. Это был продуманный рассказ, вполне убедительный. В последующие десять лет я заставлял ее повторять мне эту историю каждый раз, когда встречались, и Жаклин всегда говорила одно и то же.
– Она никогда мне этого не говорила. Она просто сказала, что ты бросил нас, потому что не любил.
– Ты была нужна мне.
– Ты любил меня?
– Я очень любил тебя, Уинтер.
– Я ничего не знала, – прошептала Уинтер. Потом, очень тихо, добавила: – А может, и знала. Может, именно поэтому я чувствовала себя такой одинокой, потому что любовь была, а потом исчезла.
– Ах, Уинтер, прости меня!
– Я ждала, что ты приедешь ко мне после ее смерти.
– Я бы приехал, если бы знал – если бы мог представить, – что ты ждешь. Но я верил, что ты знаешь. Я думал, что совсем ничего для тебя не значу.
– Я так скучала по тебе все те годы…
– Я тоже скучал по тебе… все те годы.
Уинтер услышала тихий звук, колебание воздуха, которое может услышать только мать, но когда подняла глаза, поняла, что и Лоренс услышал.
– Мне надо…
– Можно пойти с тобой?
– Да.
Уинтер повела его в то крыло дома, где в чудесных комнатах, отделанных Эллисон, жили они с Бобби.
– Это моя любимая часть дома, – сказал Лоренс.
Уинтер уставилась на серьезного, обаятельного мужчину, который не был ее отцом, но был так похож на нее!
– Моя тоже.
Бобби проснулась и ворковала, желая видеть Уинтер, недоумевая по поводу непонятного отсутствия матери.
– О! – выдохнул Лоренс. Он взглядом попросил у Уинтер разрешения и бережно вынул малышку из колыбели, из которой столько раз вынимал Уинтер. – Кто ты?
– Ее зовут Бобби.
– Здравствуй, Бобби. Ты очень похожа на свою мать в этом возрасте.
– Нет. Я была уродливым младенцем, уродливым ребенком, – напомнила ему Уинтер.
– Да? Я этого не помню. Ты казалась мне очень красивой. – Слова Лоренса причинили боль, слишком свежи были раны у обоих, поэтому он понес Бобби к французскому окну, которое открывалось на террасу вокруг пруда с рыбками. – Мы часами сидели тут, Уинтер, мы с тобой. Ты любила наблюдать за рыбками.
– Правда? – Ничего удивительного, что это место было ее святилищем! На этом месте в первый год своей жизни она чувствовала себя в безопасности, счастливой и любимой.
– Ты смеялась, когда они плескались, и хихикала, когда они ели из твоих крохотных ручонок.
Лоренс и Уинтер сели на краю пруда. Лоренс держал Бобби, нежно, с любовью, как когда-то, должно быть, держал Уинтер. Бобби очень заинтересовалась низким голосом, сильными руками и теплом, но еще она проголодалась.
– Есть хочешь? – ласково спросила Уинтер, забирая у Лоренса внезапно забеспокоившуюся дочь. – Мне… мне надо ее покормить.
Лоренс поднялся.
– Я…
– Не уезжай. Я хочу сказать…
– Я подожду внизу. Я не уеду, Уинтер. Я не хочу уезжать. Корми не спеша эту голодную малышку. Я никуда не уеду.
Лоренс ждал Уинтер и Бобби в просмотровой комнате. Через полчаса они присоединились к нему в персиковой комнате с мягкими креслами.
– Я проводила здесь многие часы, смотря фильмы, – сказала ему Уинтер.
– Я тоже, а ты сидела у меня на коленях.
– Ты больше, чем она, ценил эти сокровища, да?
– Да, – тихо ответил Лоренс и нежно взглянул на Уинтер. «Эти сокровища и самое большое сокровище… тебя».
Уинтер улыбнулась ему сквозь слезы.
– А в Лорелхерсте у тебя есть такая комната? – наконец спросила она.
– Да, – ничего не подозревая, ответил Лоренс и тут увидел искорку в сияющих фиалковых глазах. – Уинтер…
– Они принадлежат тебе. Ты должен был забрать их, когда уходил отсюда. – «Точно так же ты должен был забрать и меня!»
– Нет, Уинтер.
– Да! – Уинтер засмеялась. – Я отправлю их тебе, хочешь ты этого или нет! Я быстро найду самых лучших перевозчиков и позабочусь о страховке.
– У тебя есть много других забот.
– На самом деле нет. Мы с Бобби очень любим звонить по телефону. Она любит тянуть за провод! Правда. Значит, решено.
– Спасибо.
Уинтер, Бобби и Лоренс провели в просмотровой комнате целый час, потом пошли на кухню пить чай.
– Ты не спросила меня о своем настоящем отце, Уинтер.
– Да, я… – «Ты мой настоящий отец!»
– Я не знаю, кто он. Думаю, и Жаклин не знала.
Уинтер подавленно кивнула.
– Я любила ее, даже несмотря на то что она была не самой лучшей матерью, – спустя несколько мгновений прошептала Уинтер.
– Я тоже любил ее, Уинтер. Я хотел сделать ее жизнь счастливой, но ей было недостаточно того, что я хотел дать. Жаклин всегда искала чего-то большего… большего волшебства, большего очарования, большей любви. Думаю, она находила это, ненадолго, в фильмах, в которых снималась, когда на какое-то время могла быть другим человеком, но возвращение в обычную жизнь оказывалось для нее сокрушительным ударом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124