И вы сочли меня безумным.
Пастор склонил голову и развел руками.
— На какое-то время. Да простит меня Бог! Но потом, кто знает почему, я почувствовал, что вы не виновны. Я поспешил к шерифу в надежде — как мне казалось, тщетной — на отсрочку приговора. Приказ об отсрочке уже прибыл, так что мне не пришлось ничего говорить. Но теперь...
— Теперь, мистер Коттон, — прервала его Кэролайн, чье высокомерие сменилось недоумением, — вы говорите загадками!
— Загадками, миледи?
— Вот именно. Рассказываете какую-то чушь о комнате, заросшей за ночь паутиной, нападаете на бедного Фрэнка и Кинсмиров. Как, по-вашему, могла появиться такая комната?
— Этого я не знаю, миледи. Но могу догадаться о причине.
— Попытайтесь!
Преподобный Хорас задумался.
— По-видимому, лорд Франсис принял меры против возможности разоблачения. Допустим, кто-то из его друзей разгадал маскировку и узнал подлинную личность ростовщика...
— Верно, падре! — радостно воскликнул Даруэнт.
Кэролайн резко повернулась к нему, но не забыла о своем формальном стиле обращения на публике.
— Милорд! — запротестовала она.
— Я знал Фрэнка. — Перед мысленным взором Даруэнта предстало мертвое лицо. — Знал его проклятое высокомерие. Предположим, кто-то угрожал разоблачить его перед друзьями. «Вот как? — сказал бы Фрэнк. — Значит, я одолжил вам такую-то сумму в таком-то месте и в такое-то время? Давайте взглянем на это место, и, если оно окажется не таким, молчите или получите вызов».
— И простофиля увидел бы нежилую комнату, заросшую паутиной! — воскликнул преподобный Хорас. — Его история прозвучала бы...
— Так же, как моя история прозвучала для вас, падре, — закончил за него Даруэнт. — Это был трюк! Но каким образом его проделали?
— Какой еще трюк? — возмутилась Кэролайн. — Ни один человек благородного происхождения не унизился бы до такого!
— Понимаете, падре, насколько обезопасил себя Фрэнк? — сухо заметил Даруэнт. — Моя жена не может сомневаться в ваших словах, но она все еще не в состоянии этому поверить. Так как же это удалось осуществить?
Разговор прервал хриплый пьяный смешок.
Так как в чаше еще оставалось больше кварты эля, мистер Малберри просто поднес ее к губам и мигом осушил. Стоя с пустой чашей в руке, он смотрел на остальных мутным взглядом, но сохраняя достоинство, которым был наполнен не меньше, чем элем.
— Ба! — воскликнул адвокат. — Я слышу детский лепет!
Даруэнт повернулся:
— Вы знаете, как был исполнен трюк?
— Конечно! Разве я не говорил, что знаю?
— Меня привели в какую-то другую комнату в том же доме?
Взгляд мистера Малберри стал хитрым.
— Нет, — ответил он.
— Но пыль и паутина были настоящими, скопившимися за долгое время?
— Да.
— Тогда каким же образом...
— А этого я вам не скажу, — заявил мистер Малберри, со стуком ставя чашу на стеклянную подставку.
— Сэр, вы не в себе! — воскликнул преподобный Хорас Коттон.
— Я не скажу вам, — продолжал мистер Малберри, игнорируя замечание, — по двум причинам. Во-первых, Дик, потому, что вы сами должны были увидеть это так же ясно, как доказательства в виде сапог с начищенными подошвами и письменного стола в центре комнаты. А во-вторых, теперь вы знаете, что Берт Малберри держит больше карт в рукаве, чем на игральном столе, и не будете бояться, если ваш тайный враг...
— Если он — что?
— Если он попытается обвинить вас в лжесвидетельстве.
В голове у Даруэнта творилось черт-те что — словно копошилось множество ведьм и голодных домовых, — и поначалу он воспринял услышанное с облегчением.
— В лжесвидетельстве! И это все?
— "И это все?" — передразнил адвокат, с трудом вытаскивая нож из куска говядины. — Очевидно, вы считаете лжесвидетельство незначительным правонарушением, за которое не могут сурово наказать?
— Берт, я абсолютно в этом не разбираюсь.
— Согласно действующему законодательству, утвержденному Георгом II, глава 25, параграф 2, это может означать семь лет на тюремном судне или в ньюгейтской камере без привилегий государственного сектора. Как вам нравится такое?
В окно ударила еще одна капля, и начался ливень. На улице быстро протарахтела карета. Четыре человека в комнате неподвижно стояли вокруг стола.
— Я не стану возвращаться в Ньюгейт, — спокойно заявил Даруэнт. — Скорее перережу себе горло.
— Вам не понадобится туда возвращаться, уверяю вас! De minimis non curat lex, — возвестил Малберри, подняв нож. — Если вы можете доказать, что лжесвидетельство было вам навязано, — а я сумею это сделать, не сомневайтесь, — то вы вне опасности. Я даже готов предложить вам пари...
— Да, — кивнул Даруэнт, бросив на него странный взгляд. — Мой тайный враг, проживающий по «фешенебельному адресу», не станет вновь открывать дело.
— Э-э, да вы, похоже, сами заделались юристом! Почему не станет?
— Потому что не осмелится. Если я прав, он был сообщником Фрэнка Орфорда в ростовщичестве и боится того, что я знаю или могу знать.
— Истинная правда! Но как же он поступит, Дик?
Даруэнт не ответил. Он мерил шагами комнату, пытаясь скрыть свои мысли даже от самого себя.
— Вчера, — настаивал мистер Малберри, — он стрелял в вас через окно. Вот где настоящая опасность для вас, Дик. Этот враг, кем бы он ни был, будет продолжать свои попытки, пока не прикончит вас.
— Или пока я его не прикончу. Это достаточно справедливо.
— Стойте! — вмешалась Кэролайн, подняв руку.
Даруэнт остановился. Глаза девушки, обычно полуприкрытые длинными ресницами, сейчас были широко открыты. Она умоляюще глядела на мужа.
— Недавно вы обещали, что больше никогда...
— Что я могу сделать, дорогая моя? Какой у меня выбор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79