— Она умирает, Дик. Я слишком часто видела такое.
— Да.
— Тогда вам следует знать то, что Долли должна была рассказать вам. Когда она была вдали от вас два месяца и не навещала вас в тюрьме, вы думали, что она проводит время с каким-то мужчиной? Видит бог, лучше бы это было так! — Миссис Роли вцепилась ему в рукав. — Долли пила, Дик. Ее родители — жалкие пьянчуги, живущие в грязном переулке возле Бред-стрит. Помните, Дик? Она как раз узнала, что ее никогда не возьмут в труппу, даже на роль леди Макдуф. А в довершение всего вас отправили в тюрьму. Девочке не хватило силы воли вынести это. Она вернулась домой и накачивала себя джином, пока не приплелась к нам. Разве вы не помните, как странно говорил о ней мистер Малберри? И как хирург намекнул вам (или мистер Малберри сказал, что он это сделал), что она, должно быть, пьет много вина? Мы очень любим ее, Дик, но...
Губы Даруэнта растянулись в жуткой усмешке.
— И в этом состоит ее ужасное преступление? — с горечью спросил он.
— Дик, бедняжка не в состоянии смотреть в лицо нашей жалкой жизни...
— Ну и что? Я месяцами пьянствовал вместе с тремя оксфордскими преподавателями, продолжая с грехом пополам вести занятия и проклиная весь мир, что не оставило ни единого пятна на нашей респектабельности.
— Но это совсем другое дело!
— Почему?
— Позвольте мне объяснить, — вмешался Огастес Роли.
Шагнув вперед, он обнял за плечи плачущую жену с достоинством, которое на сей раз нисколько не отдавало театром. Его глаза светились искренней болью.
— Милорд, — официальным тоном продолжал мистер Роли, — я должен сообщить вам еще кое-что. У меня нет никаких доказательств, но я уверен, что Долли поднялась с постели, надела платье и стала играть на клавесине с определенной целью.
— С какой?
— Чтобы ускорить конец своей многострадальной жизни.
— Вы рехнулись!
— Неужели вы забыли, как странно она выглядела, когда вы говорили с ней сегодня в этой комнате?
— Да, Долли изменилась, но она была больна!
— Нет, друг мой. Она считала, что изменились вы. Ведь вы больше не были Диком из Ковент-Гардена, который веселился и развлекался вместе с ней и которого она так любила. Вы стали милордом маркизом Даруэнтом, обладателем земель и денег, возвышающимся над ней, как солнце над камешками на берегу. Долли боялась вас. Она чувствовала, что недостаточно для вас хороша.
Лицо Даруэнта побелело, как сальная свеча. Огастес Роли заговорил вновь, отбросив чопорность:
— Нет, Дик, вы не изменились. Но изменился весь мир, и вы не можете сражаться против него. Долли тоже изменилась — она ощущала себя всего лишь пьянчужкой с Бред-стрит, едва ли подходящей для...
— Вы лжете! — прервал его Даруэнт. — Не будь вы моим другом, я бы свернул вашу тощую шею! Я слишком хорошо знаю Долли... — Он перевел дыхание. — Если вы не возьмете назад свои слова, я прикончу вас, даже если меня за это повесят!
Огастес Роли молча склонил лысую голову. Он уже не казался воплощением силы духа, а был всего лишь мягким и эксцентричным пожилым человеком, который, по его же словам, не сумел ничего сберечь из своего жалованья к тому времени, как ему пришлось покинуть «Друри-Лейн».
— Если вы настаиваете, Дик, я беру свои слова назад. А вот кого следует винить за происшедшее здесь этой ночью...
Даруэнт пришел в себя.
— Простите меня. — Он смущенно похлопал мистера Роли по плечу. — Винить некого, кроме меня и... той женщины внизу... — Его голос дрогнул. — А теперь, ради нашей дружбы, уходите и оставьте меня наедине с Долли.
— Да, Дик.
Дверь за ними закрылась.
В прохладной комнате с темно-желтыми занавесями стало еще холоднее. Тающий лед проливался из серебряных ведерок на крышки столиков и на пол с унылыми монотонными всплесками.
Губы Долли шевельнулись, словно она пыталась что-то сказать. Даруэнт подошел к ней и взял ее за руку, но не услышал ни слова.
Он недолго пробыл наедине с Долли. Спустя минуту в дверь протиснулась дородная фигура мистера Херфорда. Впоследствии Даруэнт не мог припомнить, чтобы они обменялись хотя бы четырьмя фразами.
Хирург не произнес ни слова упрека и не тратил времени зря. Положив шляпу и саквояж у кровати, он начал осматривать больную.
Даруэнт мерил шагами комнату. Опустив руки в серебряное ведерко, он плеснул себе в лицо ледяной водой и, выпрямившись, почувствовал головокружение. Им овладела усталость, и Даруэнт спрашивал себя, хватит ли ему сил для последней смертельной схватки сегодняшней ночью. Но эти мысли исчезли, когда он вернулся к кровати.
Мистер Херфорд, сняв с Долли платье при помощи ножа, как и ранее Таунсенд, снова накрыл ее шелковым одеялом, оставив сверху только обнаженную руку. Одной рукой он щупал пульс, а другой держал золотые часы с открытой крышкой.
«Есть хоть какая-нибудь надежда?» — взглядом спросил Даруэнт.
«Никакой», — ответили ему глаза хирурга.
Вскоре мистер Херфорд защелкнул крышку часов. Конец еще не наступил. Хирург сидел на краю кровати, а Даруэнт стоял рядом с ним.
Казалось, Долли едва ощущает боль. Когда аппендикс лопнул, она напряглась под одеялом и через двадцать минут испустила дух.
Поднявшись, мистер Херфорд осторожно накрыл шелковым одеялом ее руку и лицо. Подобрав с пола саквояж и сунув шляпу под мышку, он посмотрел на Даруэнта, задавая безмолвный вопрос, прислать ли кого-нибудь наверх. Даруэнт молча покачал головой.
— Моя карета, — заговорил хирург, — прибыла сюда почти одновременно с вашим лордством. Но я оставался внизу, чтобы расспросить кое-кого. — Он сделал паузу. — Очень сожалею...
— Вы сделали все, что могли.
Мистер Херфорд поклонился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79