Дверь нам открыл сам Бонавена. Дымчатые очки, представлен
ные на наиболее известной фотографии и появившиеся, кажется, из-за каког
о-то недолгого заболевания, не украшали в ту пору это брыластое лицо с раз
мытыми чертами. Спустя многие годы мне вспоминаются парусиновый халат и
домашние туфли без задников.
Природная вежливость плохо скрывала его нерасположенность к беседе Ц
сперва я приписал это скромности, но вскоре понял, что он чувствует себя в
полне уверенно и без тревоги ждет часа всеобщего признания. Поглощенный
кропотливым, почти бесконечным трудом, он берег свое время и мало заботи
лся о рекламе, которую я ему должен был обеспечить.
В его кабинете, смахивавшем на приемную провинциального дантиста с непр
еменными пастельными маринами и фаянсовыми собачками, было мало книг, в
большинстве словари по разным отраслям науки и ремесел. Разумеется, меня
не удивили ни сильное увеличительное стекло, ни столярный метр, которые
я заметил на зеленом сукне письменного стола. Кофе и сигара помогли ожив
ить наш диалог.
Ц Конечно, я читал и перечитывал ваше произведение. Однако я полагаю, что
следовало бы ввести рядового, массового читателя в курс дела, облегчить
ему хотя бы относительное понимание. Для этого желательно, чтобы вы в общ
их чертах, синтетически обрисовали процесс рождения «Северо-северо-зап
ада» с первой идеи о нем до полноценного творения. Заклинаю вас, ab ovo, ab ovo!
С самого нач
ала (лат.).

Его лицо, до той поры невыразительное, какое-то серое, просияло. И тут же по
лились потоком точные, впечатляющие слова.
Ц Сперва мои замыслы не выходили за рамки литературы, более того Ц реал
изма. Моим намерением Ц бесспорно, ничуть не оригинальным Ц было напис
ать роман о земле, простой роман с персонажами-людьми и обычным протесто
м против латифундий. Я имел в виду Эспелету, мой городок. Эстетическая сто
рона меня нисколько не волновала. Я хотел представить честное свидетель
ство об одном ограниченном секторе местного населения. Первые трудност
и, остановившие меня, были, пожалуй, пустячными. Например, имена персонаже
й. Назвав их так, как они звались в действительности, я рисковал угодить по
д суд за клевету. Доктор Гармендия, юрист, чья контора тут за углом, уверил
меня, как истый перестраховщик, что средний житель Эспелеты Ц сутяжник.
Оставалась возможность выдумать имена, но это означало бы распахнуть дв
ери для фантазии. Я предпочел заглавные буквы с многоточием, этот прием п
ришелся мне по душе. Но по мере погружения в сюжет я обнаруживал, что главн
ая трудность вовсе не в именах персонажей, Ц нет, она была психологическ
ого плана. Как проникнуть в мозг соседа? Как, не отказавшись от реализма, у
гадать, что думают другие люди? Ответ был ясен, но вначале я не желал его ви
деть. Тогда я задумался над возможностью создать роман о домашних животн
ых. Но как почувствовать процессы, происходящие в мозгу собаки, как прони
кнуть в ее мир, не столько визуальный, сколь обонятельный? Обескураженны
й, я сосредоточился на себе и подумал, что остается единственный выход Ц
автобиография. Однако и здесь я оказался в лабиринте. Кто я? Эфемерный чел
овек сегодняшнего дня, или вчерашнего, уже забытый, или завтрашнего, непр
едсказуемый? Есть ли что более неуловимое, чем душа? Если я пишу, напрягая
внимание, само это напряжение меня изменяет; если же пишу машинально, я от
даюсь случаю. Не знаю, помните ли вы рассказанную, кажется, Цицероном исто
рию о том, как женщина идет в храм спросить совета у оракула и безотчетно п
роизносит слова, содержащие ответ, который она ищет. Со мною здесь, в Эспел
ете, произошло нечто похожее. Как-то я, уже не надеясь найти решение, а прос
то чтобы чем-то заняться, пересматривал свои записи. Я там нашел искомый о
твет. Он был в словах «один ограниченный сектор». Когда я их писал, я всего
лишь повторил обычную расхожую метафору; теперь же, когда перечитал их, м
еня как бы озарило вдохновение. «Один ограниченный сектор»… Можно ли най
ти более ограниченный сектор, чем угол письменного стола, за которым я ра
ботаю? Я решил сосредоточиться на этом угле, на том, что угол этот может да
ть для наблюдения. Вот этим столярным метром Ц которым вы можете любова
ться a piacere В св
ое удовольствие (ит.).
Ц я измерил соответствующую ножку стола и убедился, что данный уг
ол находится на расстоянии метра пятнадцати сантиметров над уровнем по
ла, и счел такую высоту вполне разумной. Двигаясь бесконечно вверх, я упер
ся бы в потолок, затем в крышу, а там уж оказался бы в астрономических пред
елах; двигаясь вниз, проник бы в погреб, на субтропические равнины, просек
бы насквозь земной шар. К тому же избранный мною угол являл моему взору ин
тересные предметы. Медную пепельницу, двухцветный карандаш Ц один коне
ц синий, другой красный Ц и так далее.
Тут я, не в силах удержаться, перебил его:
Ц Знаю, знаю. Вы говорите о второй и третьей главах. О пепельнице нам изве
стно все: оттенки меди, точный вес, диаметр, различные соотношения между д
иаметром, карандашом и столом, рисунок собаки, фабричная стоимость, прод
ажная цена и многие другие данные, столь же точные, сколь полезные. Что кас
ается карандаша Ц настоящий «гольдфабер-873», Ц что я могу сказать? Ваш да
р синтеза позволил вам сжать его до двадцати девяти страниц ин-октаво, ко
торые удовлетворят самую ненасытную любознательность.
Бонавена даже не зарумянился. Без спешки, но и без запинки он повел речь да
льше:
Ц Вижу, семя упало не мимо борозды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34