Когда ему наскучило дразнить Сидора Ка
рпыча, он приставал к Нюрочке, и бедная девочка не знала, куда от него спря
таться. Она спаслась только тем, что ушла за отцом в сарайную. Петр Елисеич
, по обычаю, должен был поднести всем по стакану водки «из своих рук».
Ц Родимый мой, Петр Елисеич, Ц причитал Никитич, уже успевший где-то хле
бнуть. Ц Родимый мой, дай я тебя поцелую от желань-сердца.
Ц А ты уж ушел клюкнуть? Ц удивлялся Петр Елисеич.
Ц Да ведь, родимый мой, Петр Елисеич… а-ах, голубь ты наш сизокрылый! Ведь
однова нам волю-то справить, а другой не будет…
Ц Смотри, чтобы козла
«Посадить козла» на заводском жаргоне значит остудить дом
енную печь, когда в ней образуется застывшая масса из чугуна, шлаков и угл
я. (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)
в домну для праздника не посадить.
Ц Я? А-ах, родимый ты мой… Да я, как родную мать, ее стерегу, доменку-то свою.
А ты уж нам из своих рук подай, голубь.
Петр Елисеич наливал стаканы, а Нюрочка подавала их по очереди. Девочка б
ыла счастлива, что могла принять, наконец, деятельное участие в этой цере
монии, и с удовольствием следила, как стаканы быстро выпивались, лица вес
елели, и везде поднимался смутный говор, точно закипала приставленная к
огню вода.
Предобеденная закуска развязала языки и в господском доме, где тоже все
заметно оживились.
Ц Теперь я… ежели, например, я двадцать пять лет, по два раза в сутки, изо д
ня в день в шахту спускался, Ц ораторствовал старик Ефим Андреич, размах
ивая руками. Ц Какая мне воля, ежели я к ненастью поясницы не могу разогн
уть?
Старик Чебаков принадлежал к типу крепостных заводских служащих фанат
иков. Он точно родился в своем медном руднике. Желтый и сгорбленный, с крив
ыми короткими ногами, с остриженными под гребенку, серыми от седины воло
сами и узкими, глубоко посаженными глазками, он походил на крота. Руднико
вые рабочие боялись его, как огня, потому что он на два аршина под землей в
идел все. Служащие уважали его, как отчаянного «делягу», и охотно теперь с
лушали, сбившись в кучку. О воле точно боялись говорить, Ц кто знает, что е
ще будет? Ц а старики грустно вздыхали: может, и хуже будет.
Обед начался очень весело, и на время все забыли про свои личные счеты и ме
лкие недоразумения. Незаметно сгладилась даже разница, разделявшая клю
чевских служащих от приезжих. Нюрочка сидела около отца и слушала, что го
ворят другие. Ей было весело безотчетно, потому что веселились другие. Ос
обенно смешил ее исправник Иван Семеныч, который то пугал ее козой, то дел
ал из салфетки зайчика и даже кудахтал по-индюшечьи. Только в разгар обед
а, когда все окончательно развеселились, произошел неприятный случай. За
хмелевший Овсянников ни с того ни с чего начал придираться к Ивану Семен
ычу. Сначала старик отшучивался, а потом покраснел.
Ц Эти хохлы Ц упрямые черти, Ц продолжал Овсянников.
Петр Елисеич заговорился с Груздевым и не успел предупредить неприятно
сти.
Ц Не упрямее других, Ц отвечал Иван Семеныч.
Ц А как ты отпорол Сидора Карпыча тогда, а? Ц приставал Овсянников. Ц Ну
-ка, расскажи?
Ц И тебя бы отпорол, ежели бы ты так же сделал.
Ц Да ты расскажи, как дело было!..
Ц Ничего не было… Тогда я еще только на службу поступал в Мурмос, а Сидор
Карпыч с Петром Елисеичем из-за границы приехали. Ну, Сидор Карпыч Ц свой
хохол, в гостях друг у друга бывали, всякое прочее, да. А потом Сидор Карпыч
нагрубил Луке Назарычу, а Лука Назарыч посылает его ко мне. Ну, что я буду д
елать с ним? Знакомый человек, хлеб-соль водили, Ц ну, я ему и говорю: «Сидо
р Карпыч, теперь ты будешь бумаги в правление носить», а он мне: «Не хочу!» Я
его посадил на три дня в темную, а он свое: «Не хочу!» Что же было мне с ним де
лать? Он меня подводил… Других я за это порол и его должен был отпороть. Сл
ужба. Для себя он заграничный, а для меня крепостной.
Сидор Карпыч сидел тут же за столом и равнодушно слушал рассказ Ивана Се
меныча. Кто-то даже засмеялся над добродушным объяснением исправника, н
о в этот момент Нюрочка дико вскрикнула и, бледная как полотно, схватила о
тца за руку.
Ц Нюрочка, что с тобой? Ц расспрашивал Петр Елисеич, с недоумением гляд
я на всех.
Ц Папа… папочка… Ц шептала девочка, заливаясь слезами, Ц Иван Семеныч
дрянной, он высек Сидора Карпыча…
Петр Елисеич на руках унес истерически рыдавшую девочку к себе в кабинет
и здесь долго отваживался с ней. У Нюрочки сделался нервный припадок. Она
и плакала, и целовала отца, и, обнимая его шею, все повторяла:
Ц Папочка, миленький, мне страшно… я боюсь… зачем Иван Семеныч дрянной?

Что мог объяснить Петр Елисеич чистой детской душе, когда этот случай бы
л каплей в море крепостного заводского зла?
Ц Теперь все свободные, деточка, Ц шептал он, вытирая своим платком зап
лаканное лицо Нюрочки и не замечая своих собственных слез. Ц Это было да
вно и больше не будет…
Оставив с Нюрочкой горничную Катрю, Петр Елисеич вернулся к гостям. Радо
стный день был для него испорчен этим эпизодом: в душе поднялись старые в
оспоминания. Иван Семеныч старался не смотреть на него.

X

По улицам везде бродил народ. Из Самосадки наехали пристановляне, и в Кер
жацком конце точно открылась ярмарка, хотя пьяных и не было видно, как в Пе
ньковке. Кержаки кучками проходили через плотину к заводской конторе, пр
ислушивались к веселью в господском доме и возвращались назад; по глухо
застегнутым на медные пуговицы полукафтаньям старинного покроя и низе
ньким валеным шляпам с широкими полями этих кержаков можно было сразу от
личить в толпе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23