Вот сейчас провалиться, своем глазам видел: и Окулко
, и Челыш, и Беспалый…
Ц Я им покажу, ангел мой…
Набат точно вымел весь народ из господского дома, остались только Домнуш
ка, Катря и Нюрочка, да бродил еще по двору пьяный коморник Антип. Народ с п
лощади бросился к кабаку, Ц всех гнало любопытство посмотреть, как буде
т исправник ловить Окулка. Перепуганные Катря и Нюрочка прибежали в кухн
ю к Домнушке и не знали, куда им спрятаться.
Ц Я боюсь… боюсь… Ц плакала Нюрочка. Ц Все убежали…
Ц Христос с нами, барышня, Ц уговаривала девочку захмелевшая от наливк
и Домнушка. Ц Легкое место сказать: весь завод бросился ловить одного Ок
улка… А он уйдет от них!
Ц Он с ножом, Домнушка?
Ц Конечно, с ножом, потому как в лесу живет… Тьфу!.. Не пымать им Окулка… Ту
да же и наш Аника-то воин потрепался, Иван-то Семеныч!..
Замирающею трелью заливался колокол у заводской конторы, как звонили то
лько на пожар. Вскинулась за своею стойкой Рачителиха, когда донесся до н
ее этот звук.
Ц Чу, это нам благовестят!.. Ц проговорил Беспалый, пряча руку за пазуху,
где лежал у него нож.
Ц Уходи, уходи… Ц шептала Дуня, хватая Окулка за его могучее плечо и нап
расно стараясь сдвинуть с места.
Ц Не впервой… Ц лениво ответил Окулко. Ц Давай водки, Дуня.
Замерло все в кабаке и около кабака. Со стороны конторы близился гулкий т
опот, Ц это гнали верхами лесообъездчики и исправничьи казаки. Дверь в к
абаке была отворена попрежнему, но никто не смел войти в нее. К двум окнам
припали усатые казачьи рожи и глядели в кабак.
Когда к кабаку подъехал Иван Семеныч, единственная сальная свеча, горевш
ая на стойке, погасла и наступила зловещая тишина.
Ц Берите его! Ц кричал Иван Семеныч, бросаясь в дверь.
В мгновение ока произошла невообразимая свалка. Зазвенели стекла в окна
х, полетели откуда-то поленья, поднялся крик и отчаянный свист.
Ц Вяжи их, ангелы вы мои!.. Ц кричал Иван Семеныч, перелезая к стойке по жи
вой куче катавшихся по полу мужицких тел.
Ц Готово!.. Ц отвечал Матюшка Гущин, который бросился в кабак в числе пер
вых и теперь пластом лежал на разбойнике. Ц Тут ён, вашескородие… здесь…
Надо полагать, самый Окулко и есть!
Разбойник делал отчаянные усилия освободиться: бил Матюшку ногами, куса
лся, но все было напрасно.
Ц Всех перевязали? Ц спрашивал в темноте охриплый голос Ивана Семеныч
а.
Ц Усех, вашескородие… Ц отвечал голос туляка-лесообъездчика.
Когда добыли огня и осветили картину побоища, оказалось, что вместо разб
ойников перевязали Терешку-казака, вора Морока и обоих дураков.
Ц Который Окулко? Ц спрашивал Иван Семеныч.
Все сконфуженно молчали. Иван Семеныч, когда узнал, в чем дело, даже побеле
л от злости и дрожащими губами сказал Рачителихе:
Ц Ну, душа моя, я тебя сейчас так посеребрю, что…
Но он во-время опомнился, махнул рукой и вышел из кабака.
Ц Пусть эти подлецы переночуют в машинной, Ц указал он на связанных, а п
отом обернулся, выругал Рачителиху, плюнул и вышел.
Окулко в это время успел забраться в сарайную, где захватил исправничий
чемодан, и благополучно с ним скрылся.

XIV

Набат поднял весь завод на ноги, и всякий, кто мог бежать, летел к кабаку. В о
бщем движении и сумятице не мог принять участия только один доменный мас
тер Никитич, дожидавшийся под домной выпуска. Его так и подмывало бросит
ь все и побежать к кабаку вместе с народом, который из Кержацкого конца и П
еньковки бросился по плотине толпами.
Убежит Никитич под домну, посмотрит «в глаз»,
Глазом у доменной печи наз
ывают отверстие для выпуска шлаков и чугуна. (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)
откуда сочился расплавленный шлак, и опять к лестнице. Слепень бор
мотал ему сверху, как осенний глухарь с листвени.
Ц Кто-нибудь завернет, тогда узнаем, Ц решил Никитич, окончательно уда
ляясь на свой пост.
В доменном корпусе было совсем темно, и только небольшое слабо освещенно
е пространство оставалось около напряженно красневшего глаза. Заспанн
ый мальчик тыкал пучком березовой лучины в шлак, но огонь не показывался,
а только дымилась лучина, с треском откидывая тонкие синеватые искры. Ко
гда, наконец, она вспыхнула, прежде всего осветилась глубокая арка самой
печи. Направо в земле шла под глазом канавка с порогом, а налево у самой ар
ки стояла деревянная скамеечка, на которой обыкновенно сидел Никитич, на
блюдая свою «хозяйку», как он называл доменную печь.
Ц Да ты откуда объявился-то, Сидор Карпыч? Ц удивился Никитич, только те
перь заметив сидевшего на его месте сумасшедшего.
Ц А пришел…
Ц Знаю, что пришел… Михалко, посвети-ка на изложницы, все ли канавки прод
еланы…
Сидор Карпыч каждый вечер исправно являлся на фабрику и обходил все корп
уса, где шла огненная работа. К огню он питал какое-то болезненное пристра
стие и по целым часам неподвижно смотрел на пылавшие кричные огни, на рас
каленные добела пудлинговые печи, на внутренность домны через стеклышк
о в фурме, и на его неподвижном, бесстрастном лице появлялась точно тень п
робегавшей мысли. В застывшем лице на мгновение вспыхивало сознание и та
к же быстро потухало, стоило Сидору Карпычу отвернуться от яркого света.
Теперь все корпуса были закрыты, кроме доменного, и Сидор Карпыч смотрел
на доменный глаз, светившийся огненно-красною слезой. Рабочие так привы
кли к безмолвному присутствию «немого», как называли его, что не замечал
и даже, когда он приходил и когда уходил: явится, как тень, и, как тень, скрое
тся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23