Тяжкое овладевало мной отчаяние, ибо мнилось мне, что труд мой оказался напрасен.
Сефрения ошеломленно взирала то на Спархока, то на впавшего в оцепенение Келтэна, и на ее бледном, безупречно красивом лице читалось чувство, весьма походившее на огорчение. Ксанетия тоже не сводила с них глаз, и ее лицо выражало примерно то же. Спархок при виде этого ощутил мимолетное удовлетворение. Эти двое были настолько похожи в своем, быть может неосознанном высокомерном, чувстве собственного превосходства. Осведомленность Спархока, которая так долго была сокрыта даже от него самого и так неожиданно проявилась, изрядно поколебала это их самодовольство. Впервые в жизни он осознал в полной мере, что он – Анакха, и, что более важно, постиг значение слова «Анакха» так, как недоступно было ни Сефрении, ни Ксанетии. Он обошел их обеих, вступив в общение с Беллиомом, и когда он соединил свои мысли с мыслями Беллиома, то до некой степени разделил и знание, принадлежавшее самому Беллиому, – а им ничего подобного никогда не удалось бы достичь.
– Труд твой был не напрасен, о Голубая Роза, – сказал он камню. – Ошибался же ты в том, что облекал мысль свою в этот строй речи. Мое понимание было также облечено в эту речь и оттого не открывалось мне, покуда я не ответил на слова твои. Теперь же примемся за наше дело. Враги мои также и твои враги, ибо тебя они могут сковать так же верно, как сковали бы меня. Ни один из нас не сможет быть покоен и волен, покуда они не сгинут. Согласен ли ты со мной?
– Рассуждения твои разумны, Анакха.
– Стало быть, цель наша едина?
– Стало быть так.
– Это уже кое-что, – пробормотал Спархок.
На лице Келтэна выразилось холодное неодобрение.
– Прости, – извинился Спархок, – привычка. Здравый смысл гласит, что, поскольку враги наши и цели наши едины и поскольку мысли наши скованы цепью, кою ты же и сотворил, надлежит нам в сем случае объединить свои усилия. Одержав победу, оба мы обретем и свободу. Врагов наших и единой цели более не будет, и цепь, что сковала нас, прекратит свое существование. Клянусь тебе искренне, что по завершении сего дела дам я тебе свободу, дабы мог ты продолжить свой труд. Жизнь моя воистину в твоих руках, и, буде я солгу, ты в силах уничтожить меня.
– Не вижу я лжи в мыслях твоих, Анакха, и укреплю я руку твою, и сердце твое сделаю тверже камня, буде те, кто любим тобою, пожелают отвернуть тебя от твоего замысла и твоей клятвы. Отныне мы союзники.
– Стало быть, решено! – с восторгом воскликнул Спархок.
– Решено! – Речь Беллиома, исходившая из уст Келтэна, была сухой и бесстрастной, но на сей раз и в его голосе прозвучал восторг.
– Теперь же поговорим о том решении, что предстоит нам определить совместно.
– Спархок… – неуверенно начала Сефрения.
– Прости, матушка, – сказал он, – но я сейчас говорю не с тобой. Будь добра не вмешиваться.
Спархок не был уверен, обращать ему свой вопрос к Сапфирной Розе или к Келтэну, которым, похоже, совершенно овладел дух камня. Наконец он решил говорить, глядя в пустоту между ними.
– Дэльфы предложили нам свою помощь в обмен на некую услугу, – начал он. – Хотят они, дабы мы запечатали их долину, так чтобы никто не мог войти в нее и никто не мог ее покинуть, и взамен невеликой сей услуги сулят они нам свою помощь. Предлагают ли они сие прямо и честно? – Спархок услышал, как Ксанетия судорожно втянула ртом воздух.
– Истинно так, – ответил Беллиом. – Я не вижу лжи в их предложении.
– Да я и сам так думал, просто хотел убедиться.
– Анакха! – голос Беллиома прозвучал твердо. – Всякий раз, когда говоришь ты таким образом, разум твой становится сокрыт от меня. Союз наш нов и непривычен нам обоим, и неразумно с твоей стороны пробуждать во мне сомнения, пользуясь сей быстрой и невнятной речью.
Спархок, не выдержав, рассмеялся.
– Прости мне промах мой, Голубая Роза, – сказал он. – Стало быть, мы можем доверять дэльфам?
– Сию минуту – да. Намерения их сейчас не лживы. Что станется с ними завтра – сие неведомо. Род ваш непостоянен, Анакха. – В голосе Келтэна прозвучало легкое колебание. – Говорю я сие не затем, чтобы осудить вас, но затем, чтобы высказать свое наблюдение. Ныне можешь ты довериться их искренности – как они могут довериться тебе. Все, что ни произойдет впоследствии, в воле одного лишь случая.
– Так, значит, случай все же существует? – удивился Спархок. – Нам говорят, что все, что происходит в мире, предопределено богами.
– Кто бы ни говорил тебе сие, он заблуждался. – Бевьер ахнул. – Странствие мое и мое дело были прерваны случаем, – продолжал Беллиом. – Ежели мой путь возможно было изменить, отчего же не может такое произойти с твоим? Истинно скажу тебе, Анакха: должны мы объединиться с дэльфами в деле сем, ибо ежели не сделаем того, то наверняка погибнем. Станет ли кто из вас обманывать другого, нет ли, зависеть будет от обстоятельств. Сейчас сердца дэльфов чисты; сие может перемениться. Сейчас твое сердце чисто; сие также может перемениться. Однако желаем мы того или нет, но должны мы заключить с ними союз, иначе оба падем и вечно будем терзаться в оковах ужаснейшего рабства.


***

– Ты слышал его, Бевьер, – говорила Сефрения оливково-смуглому арсианцу, когда Спархок бесшумно вошел в комнату и застал их поглощенными разговором, – они обожествляют озеро – источник скверны, которая делает их отверженными.
– Но он говорил о Боге, леди Сефрения, – мягко возражал Бевьер. – Сдается мне, он называл его Эдемусом – или что-то в этом роде.
– Эдемус покинул их – наложил на них проклятие и отвернулся от них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173