Из-под его
пиджака из грубой бумажной ткани выглядывала рифленая поверхность ручной
гранаты. Последней с лодки сошла девушка, одетая в хлопчатобумажную
блузку, с длинными черными волосами, которые струились по ее плечам, ее
красота не давала никакого намека на эмоции.
Вновь прибывшие кивнули на причале американцу, но до тех пор, пока
все они не собрались на веранде, не было произнесено ни единого слова.
Они уселись в бамбуковые кресла, и мальчик-слуга в белой одежде
разнес всем на подносе ледяные коктейли с джином. Толстяк поднял свой
бокал в молчаливом приветствии и сказал:
- Кажется, дела у вас идут неплохо, Джемпсон.
- Это естественно, - ответил американец. - Вы же знаете, что я
единственный торговец в этих местах. Я честно делаю свой бизнес с
изумрудами. Кроме того, здесь есть редкие птицы и бабочки, а также немного
золота в золотоносных песках островных ручьев, иногда из хомарских
захоронений мне перепадают какие-нибудь безделушки. Ну и, разумеется,
время от времени попадаются и другие стоящие вещи.
- Удивляет отсутствие у вас конкурентов, - произнес араб на чистейшем
ланкаширском английском.
Американец улыбнулся, но в улыбке его не было юмора.
- Местные жители не допустят этого. Я, видите ли, для них своего рода
бог.
- Я уже слышал кое-что об этом, - сказал толстяк. - Согласно слухам,
вы прибыли сюда около шести лет назад, полумертвый, без всякого имущества,
за исключением мешка с пятью тысячами ампул противочумной сыворотки.
- Я тоже слышал эту историю, - сказал араб. - А спустя неделю
половина населения острова свалилась от бубонной чумы.
- Просто мне повезло, - ответил американец без улыбки. - Я был рад
оказать помощь.
- Ну что ж, сэр, - сказал толстяк. - Пью за вас. Я просто восхищаюсь
человеком, который сам творит свое везение.
- Что вы имеете в виду? - спросил Джемпсон.
Наступила зловещая тишина, которую вдруг разорвал смех девушки.
Мужчины уставились на нее. Джемпсон нахмурился, он собрался было
узнать причину этого легкомыслия, которое явно было не к месту, но
заметил, что рука англичанина потянулась к слоновой кости рукоятке
длинного ножа, висевшего у него под рубашкой в белом кожаном чехле, между
ключицами.
- Тебя что-то гложет, сынок? - хладнокровно спросил Джемпсон.
- Если это произойдет, я дам вам знать, - ответил парень, сверкая
глазами. - И зовут меня не "сынок", а Билли Бантервиль. Вот кто я такой, и
я буду таким, а если кто-нибудь думает иначе, я с удовольствием разорву
его на куски... Разорву на куски... Разорву на куски... О боже, с меня
просто кожа слазит, что же с ней происходит, кто сжег предохранители моих
нервов, почему кипит мой мозг? У меня болит голова, мне нужно, мне
нужно...
Толстяк взглянул на араба и незаметно кивнул. Араб вынул из плоской
кожаной коробочки шприц, заполнил его бесцветной жидкостью из
пластмассовой ампулы и ловко воткнул иглу в руку молодого человека. Билли
Бантервиль улыбнулся и откинулся в кресле, как несгибающаяся кукла, зрачки
его расширились так, что белка не было видно совершенно, на лице его было
выражение неописуемого счастья. Через мгновение он исчез.
- Неплохой метод избавления, - заметил Джемпсон, который наблюдал за
происходящим без каких-либо эмоций. - К чему вам такой тип?
- От него есть определенная польза, - ответил толстяк.
Девушка уже оправилась от шока.
- В том-то и дело, - сказала она. - Каждый из нас приносит
определенную пользу, каждый обладает чем-то необходимым для других. Вы
можете рассматривать нас, как единое целое.
- Ясно, - сказал Джемпсон, хотя он ничего не понял. - Выходит так,
что каждый из вас незаменим.
- Отнюдь нет, - ответила девушка. - Как раз наоборот. Каждый из нас
постоянно находится в страхе, что его заменят. Вот почему мы стараемся
держаться вместе - чтобы избежать внезапной и преждевременной замены.
- Ничего я не пойму, - сказал Джемпсон, хотя сейчас он все прекрасно
понимал. Он помолчал, но было ясно, что никто уже не собирается
распространяться по этому поводу. Джемпсон пожал плечами, внезапно
почувствовав себя неуютно в этой жуткой тишине. - Думаю, что пора уже
переходить к делу? - спросил он.
- Если вас это не затруднит, - сказал высокий араб.
- Ну конечно же нет, - сказал Джемпсон. Присутствие араба
настораживало его. Все они пугали его, за исключением девушки. Он уже имел
кое-какое представление о ней - и кое-какие планы.
Через пятьдесят ярдов от дома Джемпсона тщательно расчищенный участок
заканчивался, и тут же начинались джунгли - вертикальный зеленый лабиринт,
в котором кажущиеся бесчисленными беспорядочно разбросанные плоскости
бесконечно отступали к какому-то невидимому центру. Джунгли были
непрерывным повторением, непрерывной регрессией, непрекращающимся
отчаянием.
У самого края джунглей, невидимые для присутствующих на полянке,
стояли двое мужчин. Один из них был местным жителем, малайцем, если судить
по коричнево-зеленой повязке на голове. Он был небольшого роста,
коренастый, и крепко сложен. Выражение его лица было задумчивым,
меланхоличным и настороженным.
Его спутником был белый человек, высокий, сильно загорелый, лет
тридцати, симпатичный в широком смысле этого слова, одетый в желтый
балахон буддистского монаха. Несоответствие между его видом и одеждой
терялось в фантастических диспропорциях окружавших его джунглей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40