Жан де Виго - один из немногих
авторов, писавших на родном языке и потому доступных Паре, в восьмой главе
первой книги "О ранах" утверждал, что заражение пороховым ядом убивает
человека наутро. Паре ждал утра.
Какой же ты медик, если не можешь спасти доверившегося тебе человека?
Хирург-брадобрей! Брадобрей - еще куда ни шло... Презренное звание,
недаром палач относится к тому же цеху, что и ты... За прошедший день Паре
пролил больше крови, чем иной палач в дни больших казней, не меньше
десятка человек скончалось у него на руках. Почему же так больно и
тревожно именно за шестерых, обреченных смерти авторитетом Виго? Должно
быть, потому, что они гибнут по его, Амбруаза Паре, недосмотру.
Солнце еще не появилось, ночной мрак едва начинал седеть, когда Паре
был на ногах. Под утро удушливая жара спала, от Роны потянуло прохладой.
Паре растолкал Жана, велел ему достать тонкие шерстяные одеяла и как
следует укрыть раненых, чтобы уберечь от столбняка, происходящего, как
известно, от холода и сырости. Потом пошел по рядам, вглядываясь в бледные
или пылающие лица, собственноручно напоил лихорадящих ячменной водой -
простонародным средством, снимающим жажду и, в силу своей слизистости,
гасящим всякий жар. Когда достаточно рассвело, Паре начал осмотр. Ночью
умерло несколько больных, но среди них не было ни одного из тех, за кого
так волновался Паре. Более того, приступив к перевязкам, Паре обнаружил,
что раненые, не получившие должного лечения, чувствуют себя лучше
остальных. Лихорадка тронула их слабее, раны были почти не воспалены.
Правда, края ран сохраняли синюшный оттенок, но так ведет себя любая
разможженная рана. Но куда, в таком случае, делся яд? Ведь не может быть,
чтобы десятки ученейших медиков со времен Иеронима Бруншвига находились в
плену чудовищного призрака!
Паре не мог объяснить увиденной и не знал, что предпринять. Посылать
людей в Ним за маслом? Ведь и остальным через три дня надо повторять
выжигание... Или оставить все как есть? Главное, ему не с кем было
посоветоваться, и без того Дубле жаловался, что Паре снова лечит пленных.
Если он узнает, что из-за преступной доброты у Амбруаза не хватило
лекарств, то оправдаться перед Монтежаном будет трудно - обедневший граф
был довольно неудобным благодетелем, к тому же, Паре слишком откровенно
манкировал своей основной обязанностью - следить за шевелюрой и бородой
полковника.
Впрочем, Монтежану было не до госпитальных дел. До лагеря дошли
вести, что готовится наступление, и что король обещал командующему
пехотными частями провансальской армии полковнику Монтежану почетный и
доходный пост военного губернатора будущей провинции Пьемонт.
Вечером в лагерь подошло подкрепление. Роту конных мушкетеров вели
сеньор Поль де Сер и граф Танд, однако, впереди колонны развевалось
голубое с серебряной лентой и цветами львиного зева знамя рода дю Белле.
Младший из братьев - Мартин дю Белле второй месяц не слезал с коня,
гоняясь за отступающим к Альпам неприятелем.
Рядом с молодым маркизом, цепко сидя на косматой татарской лошадке,
ехал обряженный в лиловую рясу монах. Лицо его, по-крестьянски
обветренное, с кустистой бородой и живыми серыми глазами сразу привлекло
внимание Паре. За мужицкой внешностью угадывался образованный ум, так что
Паре не удивился, встретив вскоре незнакомца возле своей палатки.
- Salve, amice! - произнес монах латинское приветствие.
Лицо Паре залила краска, и он, чтобы скрыть смущение, сказал,
нарочито подчеркивая бретонский говор:
- Домине, прошу меня простить, я не знаю языков.
- Мне указали на вас, как на врача... - удивился монах.
- Я цирюльник сеньора Монтежана, - смиренно ответил Паре, - людей же
сведущих в медицине в лагере нет.
- Друг, - сказал монах, - это я должен просить прощения. Знание
Теодолета и иных грамматик, конечно, не бывает лишним, но все же, медицина
и риторика - две разных науки. Вы хороший медик, потому что сумели на
пустом месте сделать отличный лазарет. Мне бы хотелось осмотреть его. Мое
имя Франсуа Рабле, я врач, секретарь, а порой и исповедник всех пяти дю
Белле.
Так вот значит, каков Франсуа Рабле, человек, анекдоты о котором
рассказывает вся Франция!
Растерявшийся Паре сделал приглашающий жест и молча пошел следом, не
представляя, о чем говорить со знаменитым посетителем. Рабле, впрочем, и
не нуждался в проводнике. Он обошел ряды постелей, осматривая раненых,
иногда коротко справлялся о назначенном лечении, получив ответ, то ли
одобрительно, то ли скептически хмыкал и шел дальше. В палатке Рабле
осмотрел хирургический набор Паре, особенно долго разглядывал те
инструменты, что Паре изобрел и изготовил сам. По губам гостя бродила
ироническая полуулыбка. Паре никак не мог понять, одобряют его, или же
Рабле в душе издевается над недоучкой. Издеваться над невеждами Рабле умел
превосходно, в этом дружно сходились все, знавшие его. Сейчас Паре живо
вспомнил одну из недавно слышанных историй.
Как-то, будучи в Париже, Рабле попал на диспут, где защищалась
докторская диссертация, толкующая о том, следует ли жениться литераторам.
Потный от волнения докторант яростно защищал идею безбрачия, несколько
оппонентов, отягощенных обедом, которым угощал их соискатель, вяло
нападали на него. Несколько минут Рабле молча слушал, потом попросил слова
и в получасовой речи напрочь разгромил все положения диссертанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37