.. - Паре осекся и замолчал, с удивлением глядя на
профессора.
Лицо Сильвиуса страшно налилось густой багровой синевой, щеки и губы
мелко тряслись, выпученные глаза бессмысленно вращались. Паре сделал шаг
назад, стараясь незаметно нащупать на столе тонкий ланцет. Если сейчас со
стариком случится удар, то лишь немедленное и обильное кровопускание может
спасти его жизнь.
Но здоровая натура простолюдина одержала верх над приступом. Краска
разом схлынула с перекошенного лица, и Сильвиус закричал, топая ногами и
брызжа слюной:
- Вон отсюда! Тварь! Немедленно!.. Вон!

* * *

Сумрачным бродил по Падуе Реальд Колумб. Рассеянно отвечал на поклоны
знакомых, пустыми глазами глядел мимо чужих. Забывал даже порой отгонять
палкой бродячих псов - вечных спутников хирурга.
Вот уже месяц, как нет в Падуе Везалия, тридцать дней занимает Колумб
кафедру медицины. То, что не удавалось сделать никому из близких, издалека
совершил всемогущий Сильвиус - вышвырнул фламандца из города. Якобу
Парижскому не пришлось даже печатать свой труд, услужливые доброжелатели
прислали рукопись Везалию. Впрочем, говорят, о том позаботился сам
Сильвиус - засадил десятки послушных школяров за переписывание памфлета,
чтобы избежать расходов на типографию, а потом разослал готовое сочинение
с купцами по королевствам христианской республики.
Кто знает, как было в действительности, но удар цели достиг. Сначала
Везалий возмутился, кричал, что его оболгали, накропал даже пространное
послание к оскорбленному учителю, где вызывал его на состязание. Письмо,
публично им читанное, заканчивалось словами: "Мне не от чего отрекаться. Я
не научился лгать. Никто больше меня не ценит все то хорошее, что имеется
у Галена, но когда он ошибается, я поправляю его. Я требую встречи с
Сильвием у трупа, тогда он сможет убедиться, на чьей стороне правда".
Еще чаще, чем прежде произносил Везалий в анатомическом театре
публичные лекции, и палач города Падуи не справлялся с работой, потому что
еретичным решением высокого сената приговоренных преступников со всех
концов Венецианской области свозили в Падую, чтобы они могли послужить
материалом для молодого анатома.
И все же битва была проиграна. Сильвиус в парижском далеке молча
ожидал "возвратной песни". И хотя фламандец не сдался, но и сил для борьбы
уже не было. Ведь приходилось сражаться против собственного учителя, так
что даже те, кто был на стороне Везалия, сочувствовали обиженному старцу.
В конце концов, в один дивный, незабываемый для Колумба день, Везалий
собрался и покинул Падую. Уехал навсегда, приняв лестное предложение Карла
Пятого, пожелавшего иметь его своим личным врачом.
Вперед были отправлены подводы с дорогой одеждой и серебряной
посудой, книги, лекарства и инструменты. Колумб ревниво следил за
погрузкой, проверял каждый сундук, ведь у Андрея нет лучше друга, чем
Колумб. Но при этом лучший друг жадным глазом искал и не мог найти
рукописей и неоконченных работ.
На площади перед собором они обнялись, всенародно расцеловались;
черная жесткая борода Колумба трижды коснулась курчавой бороды Везалия,
потом Андрей вскочил на коня, прощально махнул рукой и исчез.
С того дня у Колумба не стало в Падуе соперников. Теперь Колумб
собирает на лекции толпы студентов, его приговора ждут словно речения
оракула, и все же довольства нет. Он-то понимает - это слава Везалия гонит
сюда учеников, а в нем, опытнейшем враче, видят всего лишь последователя
везальского выскочки, хотя Реальд годами старше того, кого прочат ему в
учителя.
Колумб не забыл, как год назад оскорбил его сенат. Везалий тогда
отправлялся в Базель и оставил Колумба заместителем по кафедре. Так же как
и сейчас слушали Реальда сонмы школяров-медикусов и просто любознательных
дворян. Успех был громовой, но вернулся Везалий, и из сената пришел указ:
"А в дальнейшем желаем, чтобы лекции по анатомии читались только Андреем
Везальцем, сыном императорского аптекаря". Такого бесчестья Колумб
простить не мог.
Вечерами Колумб доставал из сундука рукопись, пухлую и уже затертую
по краям. Перечитывал и с горечью убеждался, что она представляет лишь
слепок с труда Андрея. А ведь написана его работа лучше, проще и понятнее.
Чтобы прочесть Везалия, нужно быть ученей самого Эразма, а медики сегодня,
как и триста лет назад, говорят на, пусть неправильной, но зато несложной
кухонной латыни. Конечно, они предпочтут книгу Колумба. Вот только труд
императорского любимца был опубликован, когда Реальд лишь начинал
размышлять о руководстве по анатомии.
Главное же - в работе Колумба нет ничего, что придавало бы ей
самостоятельную ценность. Сам Колумб понимал это яснее всех, хотя и
выносил на поля почти любой страницы краткие примечания: "Везалий
ошибается", "За Галена, против Везалия" и, наконец, "Везалий - темный,
непонятный писатель". Но все это относилось ко второстепенным мелочам, к
тому же, Колумб чувствовал, что возражения его шатки и будут опрокинуты,
если вдруг Андрей вернется в университет и обрушится на предателя всей
мощью. Чтобы книга получила вес, в ней должно быть описано настоящее
открытие.
Приходило утро, с первым уличным шумом, прохладой, розовым солнечным
светом. Неложившийся Колумб надевал тяжелый, шитый золотой ниткой
бархатный кафтан и выходил на площадь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37