Посмотрите, кто лежит
здесь, это больные, им полагается щадящая диета. А чем кормили их сегодня?
Похлебка из засохшей и попросту тухлой плохопросоленной трески со щавелем
и крапивой. Еще они получили по ломтику хлеба и по кусочку той самой
трески, из которой варилась похлебка. Что они будут есть завтра? Похлебку
из соленой трески! И так каждый день. В лучшем случае, им дадут чечевичный
суп или отварят свеклу. Неужели люди, которые так живут, способны увлечься
иным идеалом, кроме сытного обеда? Вы скажете: те, что в четверти мили
отсюда только что слопали годовой доход богатейшего епископства во всем
королевстве, никогда не испытывали голода. Это не так. Вы врач и знаете,
что такое фантомные боли. Единственный сытый среди голодной толпы
неизбежно окажется самым ненасытным. В нем просыпается невиданная
жадность. Такого невозможно образумить словом. Слово не пробивает ни рясы,
ни лат.
- Их пробивает меч, - сказал Мигель, - но поднявший меч, от меча и
погибнет, даже если оружие было поднято за правое дело.
Рабле метнул на собеседника острый взгляд и быстро поправился:
- Я ничего не говорил о мечах. Насилие противно разуму, в этом мы,
кажется, сходимся. Кстати, о насилии. Я полагаю, господину
ректору-консулу, не знаю, кто из членов королевского совета избран сейчас
на эту должность, уже доложили о нашем самоуправстве. Предлагаю покинуть
эти гостеприимные стены, иначе мы можем закончить вечер в замке
Пьер-Ансиз. Я не бывал там, но имею основания думать, что тюремные камеры
в подвалах замка еще менее уютны, чем палаты лихорадящих в Отель-Дье.
Они прошли через палату святого Иакова, в которой было непривычно
тихо и спокойно, пересекли дворы и вышли на набережную. Привратник запер
за ними решетку.
Приближался вечер. С низовьев Роны тянул слабый теплый ветерок. Рабле
и Сервет медленно шли по краю одетого камнем берега.
- Я вижу лишь один путь к нравственному совершенству, - продолжал
Рабле. - Когда-нибудь, сытая свора обожрется до того, что лопнет или
срыгнет проглоченное. Поглядите, в мире все больше богатств, а грабить их
все труднее. Поневоле кое-что перепадает и малым мира сего. Двести лет
назад смолоть хлеб стоило величайших трудов, а ныне водяные и воздушные
мельницы, каких не знали предки, легко и приятно выполняют эту работу.
Попробуйте сосчитать, сколько мельниц стоит по течению Роны? И так всюду.
Подумать только, ведь греки могли плавать под парусами лишь при попутном
ветре! Искусство плыть галсами было им неведомо. Сегодня любой рыбак
играючи повторит поход Одиссея. Мы живем в замечательное время!
Возрождение это не только восстановление древних искусств, но и рождение
новых. Пусть богословы Сорбонны и Тулузы разжигают свои костры, ремесло
сжечь невозможно. Именно ремесленник свергнет папу. Пройдет немного лет, и
плуг на пашне станет двигаться силой ветра и солнца, морские волны, ловко
управляемые, вынесут на берег рыбу и горы жемчуга. Может статься, будут
открыты такие силы, с помощью которых люди доберутся до источников града,
до дождевых водоспусков и до кузницы молний, вторгнутся в области Луны,
вступят на территорию небесных светил и там обоснуются. Всякий нищий
станет богаче сегодняшнего императора, и власть денег потеряет силу. И вот
тогда, только тогда наступит желанное вам царство простоты.
- Это похоже на сон, - сказал Мигель. - Мне кажется, вы подхватили в
палатах заразную горячку и теперь бредите.
- Пускай сон, - согласился Рабле. - Но разве вам, дорогой
Вилланованус, никогда не снились такие сны?
В памяти Мигеля внезапно до боли ярко вспыхнуло воспоминание о том
вечере, что провел он в страсбургской гостинице с портным из Лейдена Яном
Бокелзоном. Тогда они вдвоем мечтали о счастливом царстве будущего. Они
представляли его одинаково, но думали достичь разными путями. Что же, Ян
Бокелзон прошел свой путь. Грозное имя Иоанна Лейденского, вождя
Мюнстерской коммуны, повергало в трепет князей и прелатов. Но все же Франц
фон Вальдек, епископ Мюнстерский, оказался сильнее. Поднявший меч... Иоанн
Лейденский, бывший портной Ян Бокелзон, казнен мечом. Его печальную участь
Мигель предвидел еще десять лет назад. А теперь ему предлагают третий путь
к царству божьему на земле. Путь, может и безопасный, но бесконечно
долгий. Неужели ради него оставлять начатое?
Если бы можно было поделиться своими сомнениями, рассказать обо всем!
Но он и так сегодня разболтался сверх меры, а Франсуа Рабле хоть и
прекрасный человек, но все же секретарь католического министра. Ходят
слухи, что он тайный королевский публицист - анонимные листки против папы
и императора написаны им, причем по заданию короны. И еще... Рабле
покровительствует кардинал Жан дю Белле, и кардинал Одетт де Колиньи, и
кардинал Гиз. Не слишком ли много кардиналов?
- Н-нет, - раздельно проговорил Мигель. - Я вообще никогда не вижу
снов.


* * *

В отведенную ему комнату Рабле попал далеко за полночь. После отлучки
в больницу они с Мишелем вернулись на банкет, но как только позволили
приличия, Рабле покинул монастырь. Видно, такая у него судьба - бежать из
монастырей.
Оставшись один, Рабле снял сухо-шуршащую мантию, оставшись только в
просторной рясе. Плотно прикрыл портьеры, засветил свечу. Церковные свечи
горят хорошо, огонек неподвижно встал на конце фитиля, осветив убранство
комнаты:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37