Дрова им надо вывезти. Я знал, что они все равно ко мне придут.
Тот, видишь, председатель не дает, у того не выпросишь, а у Шведова, думают, все можно. И потом, помолчав, добавил:
— А ты говоришь, что председателю хорошо, когда колхоз так близко от райцентра.
На ферме как-то тревожно и пронзительно ревели коровы — сегодня они впервые не вышли в поле. К тому же в теплые коровники доходит сладковатый запах первого мокрого снега, ветра, который успел пропахнуть зимой.
Коровы, видимо, чувствуют, что теперь уже их не поднимут в поле до самой весны: ничего не поделаешь — надо привыкать к сену, забывать о росистой траве.
А на улице — осенняя, может потому и такая холодная, метель. В теплые телятники, коровники и конюшни, из которых густо валит пар, жмутся нахохленные от безвременного холода воробьи да голуби. А влетев, отряхиваются от снега и в тепле с удовольствием расправляют, расслабляют свои крылья.
Тут же, в конюшне, дышат на руки в мокрых рукавицах тепло одетые женщины.
— Что, сегодня с воробьями в конюшне греемся? — спросил ты.
— Ага, греемся. Это мы, пока трактор вернется,— ответила невысокая, худощавая женщина и плотнее закуталась в длинный ватник.
— Этакой холодище,— то ли сам себе, то ли поддерживая женщин, говорит конюх Харитон Шелепов и ласково отворачивает голову жеребца, который, как равноправный собеседник, откуда-то сверху свесил ее в наш круг.— Коровы вон как ревут, зиму чуют.
— А моя мама так все говорила, что, если коровы ревут на первый снег, значит, он растает, зимы еще не будет,— отозвалась все та же говорливая женщина.
— Кто его знает, может, и примерзнет,— не соглашается конюх и снова молча отводит морду коня,, который жует сено где-то у самых наших голов.
— А вон вчера были у меня из областного радио корреспонденты, так они говорили, что видели, как где-то за Витебском только еще лен стелют,— сказал ты, и по твоему лицу я понял: тебе приятно, что в «Большевике» все свезено, убрано, сделано.
— Так у них, видать, и зимы не будет,— снова поддержала разговор та же самая женщина и торопливо добавила: — Побежали, бабы, трактор едет...
В конторе, где с утра было так холодно, что, как говорят, хоть ты волков гоняй, теперь потеплело — пришел кто-то из механизаторов, отвернул гайки и выпустил из батарей воздух, мешавший циркуляции. Тепло сразу кинулось в мокрое лицо, в руки. И как приятно расслабляешься тут, отходя от пронзительного ветра, от снега, лепившего на улице прямо в глаза.
В этом тепле более уютным, не таким чужим и холодным показался твой скромный председательский кабинет. В углу за твоим столом красные знамена, присужденные колхозу; как и всюду, возле них красуются высокие снопы льна, ржи; в другом углу стоит радиостанция: по всему видно — еще новая, недавно приобретенная — и запылиться не
успела.
— Что, решил руководить колхозом по рации? —спрашиваю.
— Молчи ты с этим руководством. Она, понятно, вещь нужная, но я пока что мог бы обойтись и без нее. Сам видишь, колхоз у меня не очень большой, и за день всюду можно побывать. Я немного возражал. Но наш район — экспериментальный: надо радиофицировать все колхозы. Ну, я отказывался, отказывался, а мне и говорят: «Все равно возьмешь». Но я не беру. Поехал как-то в «Сельхозтехнику», а мне даже и винта не дают... Взял. А куда денешься — возьмешь. Вот она и стоит тут. Радисточку ждет.
Приятно все же из окна, из теплой комнаты твоего кабинета смотреть на сад возле конторы, который шумновато отряхивается от снега.
Сидим, разглядываем книжки заслуженных колхозников. Есть в «Большевике» такое почетное звание, уважение к честной работе хлебосея, которое прижилось еще
при Хасмане.
23 декабря 1963 года общее собрание хлеборобов постановило:
«Заслуженный колхозник колхоза «Большевик» пользуется следующими льготами:
Имеет преимущественное право на получение путевки на ВДНХ в Москву, в дома отдыха и санатории за счет колхоза.
Может направляться на учебу в техникумы, институты с выплатой стипендии за счет колхоза.
Может пользоваться без очереди и бесплатно транспортом артели для личных нужд, а также пользоваться топливом, электросветом и радиоточкой за счет колхоза.
В случае утраты трудоспособности по старости или по болезни назначается персональная пенсия».
Так кто же они, заслуженные колхозники колхоза «Большевик»?
— Расскажи мне хоть немного про них. Вот тут у тебя написано: Ганна Романовна Кухаренка, звеньевая, льноводка. Я, конечно, с нею встречусь, поговорю. Но скажи ты, что она собой представляет, эта Ганна Романовна?
— А ты же ее уже видел, за руку здоровался, разговаривал.
— Когда? Где?
— А в конюшне. Сегодня. Вот та невысокая женщина, которая все говорила, и есть заслуженная колхозница Ганна Кухаренка.
И я пожалел, что, не зная, с кем говорю, несколько невнимательно (каюсь!) слушал женщину.
— Ты же и сам знаешь, что на таких, как она, колхозы раньше держались. Да и сегодня по ее выходам на работу можно сверять любой календарь: сколько у нее выходов, столько и дней в месяце, в году... Знаешь, многие завистники даже посмеиваются: «Ого, Романовна на работу жадная! Ей за колхозной работой даже замуж некогда было выйти».
Зазвонил телефон. Ты привычным движением взял трубку.
— День добрый!.. И у нас тоже было, Петр Иванович... Нет, нету... Нет, не осталось, Петр Иванович... И с картошкой тоже управились... И еще кое-кому помогали. Наши картофелеуборочные комбайны в «Волне революции» и в имени Чапаева недели по две работали.
Положил трубку и объяснил:
— Автюхов звонил. Председатель райисполкома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51