Бульвар свободы
Роман
(эст.)

БЕГСТВО
Аннес проснулся, когда в комнате стало светлеть. Было еще не совсем светло, но уже и не темно. Надо ли вставать или можно еще чуточку полежать? Аннес не видел часов, слышал только их тиканье. Это будильник, больших стенных часов у них нет. Раньше и будильника не было, только черные карманные часы, которые отец, уходя на работу, брал с собой. Просто беда, приходилось бегать к соседям узнавать время. Сейчас куда лучше.
Словно что-то удерживало Аннеса в постели. Он смотрел в окно и старался угадать, который час. Но в окне видел только широкую толевую крышу дома напротив, а над ней полоску хмурого неба, больше ничего. По ним трудно судить. Впрочем, ему и не нужно было знать точное время — он ходил в школу после обеда; не двенадцать же часов сейчас, чтоб уже спешить. Даже в такую пасмурную погоду в полдень было бы светлее, гудел бы гудок лютеровской фабрики, да и мама не позволила бы валяться в постели — надо же привести все в порядок. Постель не может до обеда оставаться неубранной. Когда кровать разложена, в комнате не повернуться. Их квартира — самая маленькая во всем доме. Собственно, это и не квартира, а тесная комнатка, пять шагов в длину, два с половиной в ширину, с огромной печью в углу у двери. Когда кровать раздвигали, между нею и шкафчиком оставался как раз такой ширины проход, что отец мог пробраться к своей койке. Отец спал на складной койке, которую днем выносили в коридор, в чулан. По ночам в комнате бывало особенно тесно. Днем, когда кровать складывали, а койку уносили, делалось чуточку просторнее. Но и тогда приходилось сидеть «друг у друга на голове». Это было выражение мамы, и слова эти, забавлявшие Аннеса, не нравились отцу.
Аннес обнаружил, что он один дома. Мама, видимо, ушла в лавку или на рынок, а может, в прачечную. Или она во дворе. Отец на работе, сестра в школе. Сестра ходит в школу утром и должна рано вставать, почти так же рано, как отец, только на один час позже. С будущей осени Аннес тоже начнет ходить по утрам. И он не уверен, справится ли с таким ранним вставань-ем, ведь он соня-засоня. Мама говорит, что утренний сон у детей — самый сладкий, и она права. Утром Аннесу ужасно хочется спать, его приходится несколько раз будить, пока он наконец прогонит сон. Мама всегда позволяет ему поспать чуть подольше, не подгоняет его. Сама она поднимается раньше всех, раньше даже, чем отец: к тому времени, когда он садится за стол завтракать, мама уже должна ему что-то подать. Жареную картошку, или разогретый суп, или салаку, или горячий кофе, или еще что-нибудь. И должна успеть приготовить бутерброды и бутылку, которые отец берет с собой на работу. В бутылку мама наливала горячий кофе или чай и зимой заворачивала ее во что-нибудь шерстяное — кусок старой шали или варежку, а сверху в бумагу. Бумага, говорят, хорошо держит тепло. И ноги отец зимой обертывал бумагой, все равно — были ли на нем носки или портянки или носки с портянками вместе,— в мороз непременно шла в ход и бумага. Вот и вставала мама раньше всех, за ней поднимался отец, потом приходил черед сестры. Дольше всех оставался в постели Аннес, поэтому сестра ему иногда завидовала.
Аннес удивился — как это он сегодня проснулся спозаранку? Или, может быть, уже поздно? Зимой вообще на улице темно, а сейчас уже почти зима, только снега нет. Снег обычно выпадает к рождеству, иногда и раньше. Бывает, что и в конце ноября. Сегодня уже первое декабря.
Аннес решил встать. Ему захотелось в уборную, а уж если захочется, то уснуть по-настоящему больше не удастся. Сейчас так приспичило, что он не успел одеться и выбежать во двор. Может, и успел бы, но решил, что не успеет, поэтому сходил в помойное ведро. Если б дома была мама или кто-нибудь другой, он бы так не сделал, он бы обязательно натянул штанишки, побежал через двор в будку, стоявшую рядом с воротами; но он был один, а у ребенка, говорят, писи не пахнут.
Вообще-то Аннес не любил, когда его называли ребенком. Ему уже исполнилось восемь лет, он вторую зиму ходил в школу. Он чувствовал себя гораздо старше, чем был на самом деле. Окружающим Аннес мог казаться маленьким, щуплым мальчуганом, с большой головой, волосами ежиком и оттопыренными ушами, но сам Аннес считал, что он далеко не сопляк, что он пацан как пацан, его берут в компанию настоящие парни и он обязан держать себя как мужчина, который не распускает нюни, никогда не ябедничает и умеет пустить в ход кулаки, чтобы постоять за себя.
Мать вошла в комнату, когда Аннес уже надевал чулки. У мамы был на плечах платок, и Аннес понял, что она ходила куда-то недалеко. Мама повесила платок на вешалку и сказала:
— Хорошо, что ты сам поднялся.
Это звучало как похвала, и Аннес ждал, что мама скажет еще что-нибудь хорошее. Но она больше не сказала ни слова, а начала сразу же складывать кровать. На широкой деревянной кровати, когда она была разложена, они помещались втроем: мама посередине, Аннес с одной стороны, Айно с другой. Иногда одна из досок выпадала, это отчаянно смешило Аннеса, но обычно доски лежали на месте. Вываливались они тогда, когда Аннес начинал кувыркаться в постели, да и то не всякий раз. Мать убирала кровать быстро. Положила один тюфяк на другой и сдвинула половинки кровати. Аннес тоже пробовал складывать кровать, но до сих пор ему это не удавалось. Выдвигающаяся половина кровати была сама по себе тяжелая, тюфяки еще прибавляли порядочно веса, поэтому ничего у Аннеса не получалось. Хорошо, что ему всего восемь лет, не надо стыдиться неудачи. И все-таки стыдно: мужчина да чтоб не справился с какой-то там кроватью!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62