Гнедичу он пишет о его переводе «Илиады»: «Брат говорил мне о скором совершении Вашего Гомера. Это будет первый классический, европейский подвиг в нашем отечестве» (IX, 130). Вяземскому и Бестужеву он сообщает свое мнение о комедии Грибоедова «Горе от ума» (IX, 126, 127). В другом письме к Вяземскому, от 7 апреля 1825 г., он пишет о том, как отметил годовщину со дня смерти Байрона: «Нынче день смерти Байрона — я заказал с вечера обедню за упокой его души. Мой поп удивился моей набожности и вручил мне просвиру, вынутую за упокой раба божия боярина Георгия. Отсылаю ее к тебе» (IX, 140).
Пушкинская «пустыня» постепенно наполняется собственными мыслями, делами, наполняется людьми, живыми впечатлениями, добрыми друзьями и, главное, как всегда у Пушкина в подобных случаях, как все его «пустыни» и все его уединения,— творчеством.
С точки зрения творчества Михайловское ознаменовало собой важный поворот для Пушкина. Здесь, вновь и надолго прикоснувшись к народной почве и к народной жизни, он становится все более зрелым и все более само
бытным. Он уже не может быть удовлетворен традиционно романтическими сюжетами и романтическими приемами изображения: он ищет нового; в своей поэзии он, как никогда прежде, идет навстречу живым впечатлениям и живой жизни.
В Михайловском Пушкин дописывает то, что не успел дописать в Одессе, в частности поэму «Цыганы». Он пишет здесь свою элегию «К морю», и его элегия звучит не только как прощание с морем, но и как прощание с романтизмом. Вместе с тем его захватывают все новые и новые художественные замыслы.
Одним из первых таких подлинно новых замыслов Пушкина была его поэма «Граф Нулин». В своих заметках «О русской словесности» Пушкин писал о ней: «В конце 1825 года находился я в деревне. Перечитывая „Лукрецию", довольно слабую поэму Шекспира, я подумал: что если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Тарквинию? быть может, это охладило б его предприимчивость и он со стыдом принужден был отступить? Лукреция б не зарезалась. Публикола не взбесился бы, Брут не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те. Итак, республикою, консулами, диктаторами, Катонами, Кесарем мы обязаны соблазнительному происшествию, подобному тому, которое случилось недавно в моем соседстве, в Новоржевском уезде. Мысль пародировать историю и Шекспира мне представилась. Я не мог воспротивиться двойному искушению и в два утра написал эту повесть. Я имею привычку на моих бумагах выставлять год и число. „Граф Нулин" писан 13 и 14 декабря. Бывают странные сближения» (VI, 324).
Несомненно, что замысел «Графа Нулина» в сознании самого Пушкина прямо соотносился с его раздумьями о путях истории, об элементе случайности в исторических событиях, с его мыслями о близком не только по времени событии исторической жизни — декабрьском восста нии. Для Пушкина все это было очень важно. В историко-литературном отношении не менее важной, однако, оказалась и другая сторона пушкинского замысла и пушкинского произведения.
«Граф Нулин» означал поворот Пушкина на новые литературные пути, утверждение им новых возможностей поэзии, завоевание для поэзии новой сферы действительности — по сути, всей действительности, всех возможных сфер жизни. В поэме Пушкиным осваивается то жизнен-
ное содержание, которое прежде признавалось либо вовсе не поэтическим, либо недостаточно поэтическим: реаль-ный быт, проза жизни. В ней ощущается та «жажда кон краткости», которая, по замечанию Д. С. Лихачева, яв-ляется не вечной основой искусства, а качеством, которое пришло в искусство преимущественно с XIX в. Кажется, сам Пушкин, автор «Графа Нулина», непосредственно испытывает эту «жажду конкретности» и упивается ею. В поэме «Граф Нулин» проза входит в поэзию как нечто законно ей принадлежащее, по с заднего хода, а с парадного подъезда, входит дерзкая и торжествую-щая, праздничная и очень поэтическая. Проза у Пушкина не то что «возвышается» до поэзии, но показывает скрытую в себе собственную поэзию:
В последних числах сентября
(Презренной прозой говоря)
В деревне скучно: грязь, ненастье,
Осенний ветер, мелкий снег
Да вой волков...
Здесь не просто полемика, вызов, здесь и прямая демонстрация поэтических возможностей прозы. Пушкин в «Графе Нулине» и переходит в новую художественную веру, и утверждает се.
Поэма Пушкина не могла не привлечь современного читателя живой прелестью литературно-необычного, нетрадиционного. Необычен уже сюжет поэмы. В его основе — бытовой русский анекдот. Кажется, что это всего-навсего веселая шутка. Но совсем не шутка в поэме не только глубокие исторические аналогии, на которые наводит сюжет, но и сами приемы ведения рассказа, поэтическая правда мелочей быта.
В «Графе Нулине» — как и в романтических поэмах Пушкина — ключевое место занимают описания. Но здесь они носят принципиально иной характер, чем в поэмах южного периода. Они не музыкальны, а предметны, они строятся на правде частностей, в них все истин но не высокой истиной чувств, но каждой мелочью, каждым отдельным предметом. Самый язык описаний, да и всей поэмы тоже, тут совсем другой, он не похож на то, что у Пушкина было прежде: он передает не общую, а конкретно-бытовую достоверность реального:
Выходит барин на крыльцо,
Все, подбочась, обозревает;
Его довольное лицо
Приятной важностью сияет.
Чекмень, затянутый на нем,
Турецкий нож за кушаком,
За пазухой во фляжке ром,
И рог на бронзовой цепочке.
В ночном чепце, в одном платочке,
Глазами сонными жена
Сердито смотрит из окна
На сбор, на псарную тревогу...
Вот мужу подвели коня;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74