– …но я не издатель. Из сегодняшнего разговора с Гарреттом я понял, что ты получила отставку. А если Гарретт не станет тебя печатать, никто другой за это тоже не возьмется. Соуса-то пожалела! Еще ложечку не добавишь?
Дэниел вошел за Тиной в ее квартиру.
– Садись, будь как дома.
Она ушла на кухню и принялась что-то искать в кухонном шкафу.
Дэниел уселся на потертый диван. На грязном кофейном столике перед ним в беспорядке валялись журналы женской одежды, палочки из китайского ресторана, пять чайных ложек и таблица с перечислением крахмалов, белков и углеводов. Над диваном среди прочих фотографий висел пятилетней давности портрет самой хозяйки.
Полуденное солнце заглянуло в комнату, расцветив висящую в воздухе пыль. «Что, черт побери, я делаю?» – опять подумал Дэниел. Он думал об этом, пока ехал на машине через Ки Бридж по бульвару Уилсона, поворачивал направо у бензоколонки, а потом налево рядом с ее домом. Он думал об этом, идя по тротуару и входя в ее квартиру. Каждый шаг приближал его к тому, чего он хотел. Или не хотел? Нет, все-таки хотел. Даже очень.
– Попробуй. – Она поставила перед ним полный до краев стакан. – Морковь, клюква и проращенная пшеница. Свежевыжатый. Пей по стакану в день и доживешь до ста пятидесяти лет.
Она одним глотком опустошила свой стакан и растянулась рядом с ним на диване, словно отдаваясь тому, что должно было произойти. Дэниел осторожно пригубил из своего стакана.
– Ну, и как тебе?
Он неопределенно кивнул, продолжая внутреннюю беседу с собой. «В конце концов, все так делают. По статистике, семьдесят процентов мужчин. Почему я должен быть в числе тридцати процентов монахов? К тому же никто не узнает. У всех великих мужчин есть любовницы, только у второсортных самцов из тупого среднего класса их нет. И разве это не нормально с точки зрения биологии? Общество просто посягает на наши права. Это же природа».
– Я вижу, тебе не нравится.
– Сладкий, – признался он, скользя взглядом по ее коленям. «В конце концов, – продолжало крутиться у него в голове, – мужчины созданы для того, чтобы иметь несколько сексуальных партнеров. Одна женщина всех не заменит. Я спасаю свой брак. Выпускаю пар, иначе относился бы к этому более серьезно. Нет, я правда спасаю свой брак. И потом, это будет только один раз. Вошел, вышел. Мерси, мадам. На что она, собственно, рассчитывает? Только раз. Честное слово. Один раз».
Дэниел поставил стакан и склонился над Тиной. Он сжал ладонями ее крепкий зад и почувствовал приятное возбуждение. Потом скользнул рукой вдоль тонкой талии к тяжелым грудям, большим, восхитительным и твердым.
Карим заглянула в пластиковое ведерко для охлаждения бутылок. Там сидела маленькая серая мышка. Карим улыбнулась и легонько погладила ее пальцем, потом подняла за хвостик. Лежавшая в клетке Медея шевельнулась и с интересом поглядела на пищащего зверька. Карим положила мышку на песок, рядом с хвостом Медеи. Хвост дернулся, обвил несчастного грызуна и начал его душить. Карим, всегда такая невозмутимая, отвела взгляд.
Она поймала выражение своего лица в овальном зеркале напротив, подошла к зеркалу. Широко раздула ноздри. Перекинула волосы с затылка на лицо и смотрела сквозь них, как через занавеску. Она себе нравилась. Точно в стиле журнала «Вог». Карим широко открыла рот – получилась беззвучно вопящая пленница в волосяной клетке. Могла бы стать неплохим модельером, подумала она о себе. У нее есть идеи.
Вдруг она рывком отбросила волосы назад, надула тонкие губы, выпятила грудь и покрутила тощими бедрами.
– Эй, ты, – промурлыкала она. – Эй, тебе нравится? – Она приспустила шорты. – Хочешь этого? Или этого? – Она задрала майку. Обнаружилась костлявая грудь. Карим нахмурилась. Снова спустила шорты. – Вот та-а-ак. Вот та-а-к, – нежным голоском ворковала она зеркалу, все ниже спуская шорты и трусики. Потом повернулась и выставила зад.
Она отшвырнула шорты, нагнулась, коснулась руками пальцев ног и, повернув голову назад, посмотрела на себя в зеркало. Потом распрямилась, скакнула к кровати и упала на нее, как распростерший крылья коршун на добычу. Выпятила зад, закрыла глаза и погрузилась в свою любимую фантазию – она лежит в мерно крутящейся массе масляно-помадного соуса, а сверху незнакомый мужчина посыпает ее толченым миндалем. Потом он берет в руки огромную чашу со взбитыми сливками. «Хочешь этого? – завывает он. – Этого хочешь?»
– Карим? – послышался из-за двери голос матери.
Карим ойкнула, перевернулась и с грохотом свалилась с кровати.
– Карим, можно войти?
Карим схватила шорты, висевшие на голове ее плюшевого медведя. Натягивая их, запрыгала к двери, но по дороге ударилась голенью об угол кровати.
– О-ох! – она согнулась пополам, зажимая порез. Шорты застряли на коленях.
– Карим! У тебя все в порядке? – дергала дверь мать.
Карим рывком натянула шорты – ноготь на большом пальце руки обломился под самую кромку.
– О-ох!
– Карим!!!
Сунув кровоточащий палец в рот, Карим подскочила к двери и резко распахнула ее.
– Что?
– Чем ты здесь занимаешься?
– Ничем.
Мать, пытаясь догадаться, испытующе смотрела на нее. Ни один мускул не дрогнул на пылающем лице Карим.
– Я записала тебя к врачу.
– Ой, я тебя умоляю.
– В четверг днем. Тебе придется уйти с уроков пораньше – другого времени не было.
– Да не нужен мне…
– Он – диетолог. Хочу услышать, что он скажет.
– Значит, врач – мужчина?
– Других не было. Но он тебе понравится. Молодой. Голос как у двенадцатилетнего. К тому же иностранец.
– Прекрасно. – Карим захлопнула дверь и рухнула на кровать, пытаясь унять дрожь во всем теле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72