Эти величины, конечно, не только хозяйствен­ного порядка, но также и социального, и политического, и церковного. Явления церковной жизни, однако, тесно переплелись с политическими явлениями, ибо церковь начиная с 20-х годов XVIII в. из фактической служанки государства формально превращается в instrumentum regni, в орудие государственного управления. Перемены, происходящие в церкви, всегда являются следствием перемен в политической жизни. Церковь совершенно утрачивает способность к каким-либо самостоятельным выступлениям и действует лишь как одно из учрежде­ний самодержавия. Как мы увидим ниже, это положе­ние не придется вскрывать или доказывать - оно стало ясным для всего русского общества уже со времени церковной реформы Петра, и с того же времени прави­тельство, не обинуясь, причисляет церковь к числу сво­их государственных учреждений, а с начала XIX в. в официальном словоупотреблении даже самый термин «церковь» заменяется термином «ведомство православ­ного исповедания».
Мы видели,, что процесс поглощения церкви государ­ством, начавшийся еще в XVI в., при царе Алексее, на время как будто остановился. В лице Никона церковь произвела последнюю отчаянную попытку утвердить не­зависимость от государства, опираясь на теорию парал­лелизма властей духовной и светской, «солнца и меся­ца», причем как солнце выше месяца, так и священство, как «много раз явлено», выше царства. Попытка, одна­ко, опиралась на недостаточно мощную материальную базу и, как мы видели, потерпела фиаско. Государство сделало церкви лишь одну уступку - уничтожило Мо­настырский приказ, в котором царь Алексей хотел со­средоточить контроль над церковным вотчинным хозяй­ством и суд над церковными людьми. Для Петра, со­вершенно чуждого старому благочестию, церковь име­ла значение только как орудие власти и как источник государственных доходов. Его меркантилистическая по­литика требовала колоссального напряжения платеж­ных сил населения и огромных людских резервов и вы­зывала против себя жестокую оппозицию, в первых ря­дах которой стояла церковь. Это последнее обстоятель­ство сыграло роль ускоряющего момента и придало мерам Петра особенно крутой характер; по существу же церковные реформы Петра, несмотря на их непри­вычную для тогдашнего общества фразеологию, лишь завершили процесс огосударствления церкви, начавший­ся еще в середине XVI в., и дали ему совершенно точ­ное и ясное юридическое оформление.
В конце 1700 г. умер патриарх Адриан, один из на­иболее влиятельных вождей оппозиции. Петр был в это время на шведской войне под Нарвой. Получив извес­тие о смерти патриарха, он немедленно принял те меры, которые давно уже обсуждались в среде его советников и которые теперь в письме к царю особенно настойчиво советовал провести его «прибыльщик» Андрей Курбатов. Церковь по размерам своих имуществ и по числу своих людей обладала все еще очень крупными фондами; со­гласно данным первой ревизии, произведенной почти од­новременно с учреждением синода, т. е. 20 лет спустя по­сле смерти Адриана, в церковных владениях насчиты­валось 752 091 ревизских душ, сидевших на церковных и монастырских вотчинах и в посадских церковных дво­рах, в том числе 26 899 душ в патриарших монастырях и вотчинах. Это золотое дно, которым патриарх, по вы­ражению Курбатова, управлял «во всем очень слабо и неисправно», давало все же огромные доходы, которые «погибали в прихотях владетелей». Теперь представился удобный случай прибрать их к рукам и обратить на государственные нужды, а церковный аппарат из ору­дия оппозиции превратить в орудие императорского правительства. Следуя советам Курбатова и других сво­их московских корреспондентов, Петр назначил «вре­менно» местоблюстителем патриаршего престола Сте­фана Яворского, молодого рязанского епископа, родом из Киева, всем обязанного Петру и совершенно чуждо­го и по образованию и по взглядам коренному русско­му епископату. Яворский, подобно другому, наиболее влиятельному советнику Петра по церковным делам, Феофану Прокоповичу, учился сначала в Киевской ака­демии, потом, временно приняв унию, учился последова­тельно в иезуитских коллегиях во Львове, Люблине, Вильне и Познани. Он был хорошим церковным орато­ром и писателем, но очень слабым администратором, и через него можно было провести какие угодно меры. Ему были поручены только специфически духовные дела, но и в этой области все его резолюции должны были идти на утверждение царю, а с 1711 г., когда был уч­режден сенат,- на утверждение этому последнему. Фак­тически все церковное управление сосредоточилось во вновь восстановленном в 1701 г. Монастырском приказе с расширенными функциями. К нему перешли все ад­министративные и хозяйственные дела из расформиро­ванного патриаршего двора, и помимо судебных функ­ций над церковными людьми восстановленный приказ получил право управления всеми церковными вотчина­ми через назначаемых им светских управителей.
Это был первый шаг к секуляризации «тунегиблемых», по выражению Петра, церковных имуществ. Со­вершенно светское учреждение, состоявшее из светских чиновников с бывшим астраханским воеводой Мусиным-Пушкиным во главе и подчиненное не местоблюстите­лю патриаршего престола, а штате-конторе и юстиц-коллегии (со времени их учреждения), Монастырский приказ распоряжался церковными имуществами на пра­вах полномочного хозяина. Он через своих светских агентов вел хозяйство в церковных имениях и распоря­жался назначением доходов, получаемых с них, на те или иные надобности сообразно с приказами правитель­ства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174