Напротив, федосеевские общины в Польше продолжали жить и расти. Состав этих общин был первоначально крестьянский с некоторою примесью посадского элемен­та; но еще до льготных мер Екатерины II в них началась социальная дифференциация создавшая буржуазные верхи, которые не могли уже удовлетвориться старыми нормами и эсхатологической идеологией. После указов Екатерины II множество федосеевцев, преимущественно купцов, переселилось в Россию и образовало общины в Петербурге, Новгороде, Ярославле, Стародубье (Злынке), Старой Руссе, Пскове и Риге. В Москве одновремен­но с учреждением рогожской общины федосеевцы учре­дили свою общину за Преображенской заставой, Преображенское кладбище с часовней, богадельней и молитвенным домом. Для получения разрешения на основание общины и для ее сохранения федосеевцам при­шлось отказаться от принципов основателя их группы и ввести молитву за царя. Преображенская община очень скоро заняла совершенно особое положение и выработа­ла свою идеологию, создав так называемое преображенское, или федосеевское, согласие в беспоповщине.
В противоположность поморцам, федосеевцы не хо­тели сходить со строго пуританской позиции. Пуритан­ство казалось :им необходимым как средство уберечься от кары на близком страшном суде, но оно же создало для них возможность социального успеха. Требуя в «Уста­ве польском» (чине принятия в согласие, выработанном еще в Польше) правдивых мер и весов, требуя бойкота еврейских и польских торговцев, уставы федосеевцев еще за рубежом превращали их общины в замкнутые крепкие организации, верхи которых были обеспечены покупателями из среды своих же единоверцев. Но пури­танство в вопросе о браке создало первый повод к рас­колу, и в середине XVIII в. от федосеевцев отделилась группа московских беспоповцев, не пожелавших более жить в разврате или воздерживаться. По имени ини­циатора, московского купца Артамонова, отколовшихся прозвали артамоновцами. Они допускали венчание у православных священников, с тем чтобы потом приносить публичное покаяние. Это был компромисс, самообман, на который в буржуазных кругах федосеевщины пошли волей-неволей те, кто цеплялся за формальную сторону брака, столь важную для собственнических отношений. Но нашлись среди федосеевцев и такие элементы, кото­рые пошли напрямик и отвергли вообще необходимость формальной церковной церемонии при заключении бра­ка. Инициатором этого направления был стародубский государственный крестьянин Иван Алексеев, принадле­жавший к одной из стародубских федосеевских общин. Он доказывал, что федосеевская заповедь безбрачия приводит лишь к тому, что все согласие «исполнено блу­да и сквернодеяния». Юноши и девы, говорит он, «поры­ваемые страстию похоти», собираются по ночам на гум­нах, в лесах или на посиделках и здесь, «досмотревши юноши дев, а девы юношей», предаются разврату, а ру­ководители общин держат у себя «стряпух», с которыми и живут «блудно». В противовес федосеевскому учению, Алексеев в своем сочинении «О тайне брака» утверж­дал, что брак установлен самим богом при сотворении людей и для его заключения не нужно никаких попов. Суть дела не в этой церемонии, а в невидимом соверше­нии таинства богом и во взаимном благохотении жениха и невесты; если то и другое налицо, то законен и брак, венчанный в никонианской церкви. Эти взгляды встре­тили живой отклик среди стародубских федосеевцев, и вокруг Алексеева в 60-х годах образовалось новое согла­сие, прозванное ортодоксальными федосеевцами «новоженами». Судя по тому, что среди новоженов живой отклик встречали также изобличения Алексеевым жад­ности и корыстолюбия федосеевских верхов, новожены были крестьянским расколом федосеевщины. Однако раскол этот не обескуражил непримиримую позицию пуританствующих федосеевцев; она приняла лишь но­вую форму, надела новую личину и в новом виде обна­ружилась в теории и практике московской преображен-ской общины.
Внешняя история начала Преображенской общины как будто свидетельствовала о том, что пуританская строгость будет проистекать из высоких нравственных мотивов. Москва была охвачена паникой во время чумы 1771 г. В эту тяжелую минуту выступил со своею пропо­ведью купец и заводчик Илья Алексеевич Ковылин, бу­дущий основатель Преображенской общины. Он объяс­нял появление чумы карою божиею за уклонение федо­сеевцев по наущению диавола в новоженскую и иные ереси и призывал к покаянию и к возвращению на путь истинный. Проповедь его не осталась без успеха и при­влекла последователей даже из среды «внешних»: уми­равшие принимали крещение от Ильи и передавали ему свое имущество. Таким путем составился первоначаль­ный капитал для устроения Преображенской общины, а вслед за тем было подано прошение об учреждении за Преображенской заставой больницы и карантина, подпи­санное 18 купцами и 7 оброчными крестьянами, записан­ными в двойной оклад. Прошение было уважено, и Ко­вылин употребил собранный капитал бесконтрольно на построение домов, трапезных, молелен и на другие рас­ходы. Принесенное однажды в жертву богу не может уже быть возвращено, говорил он, оно принято богом и как бы сгорело, как свеча перед иконою. Вновь учреж­денная община была построена формально на самых строгих началах. Ковылин назвал ее монастырем; пер­вым условием вступления в нее ставил отказ супругов друг от друга, а холостым и девицам - отказ от вступле­ния в брак и обет воздержания от плотского совокупления. Мужчины и женщины жили в отдельных помеще­ниях, дети не допускались, кроме подкидышей, получив­ших прозвище «воспитанников Ильи Алексеевича».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174