Соратники поспешно увели Нинурту. Женщины причитали, плакали испуганные дети. Мужчины расходились молча.
В крытой колоннаде Южного дворца стоял Авель-Мардук, задумчиво глядя на раскинувшийся внизу город. Улыбка давно не озаряла его сумеречного лица. Сильный жаркий ветер дул, отбрасывая назад волосы, льняное платье липло к ногам, острые лучи солнца разрезали филигрань на богатых ножнах принца – подарок критского царя.
– Тьма, пришедшая из храмов, укрыла Вавилон, любимый город отца, – проговорил Авель-Мардук.
– Что? – Идин, стоявший поодаль, обернулся и глядел выжидающе на мрачный профиль принца.
– Сейчас решится судьба династии, – сказал Авель-Мардук. – Жрецы возмущают народ. Только и разговоров, что о пророчестве. Проклятое затмение! Проклятые жрецы! О боги всемогущие, как легко управлять чернью, посеяв в ней страх.
– А сам ты веришь в пророчество, господин? Авель-Мардук порывисто приблизился, стиснул плечи Идина.
– Ты умный человек, брат мой, неужели ты хоть на минуту допустил, что все, о чем кричат жрецы, имеет хоть каплю здравого смысла? Они возмущают народ, говорят, что я – злой демон. Даже стадо газелей может убить льва, если внушить глупым тварям, что это дозволено. Пока служители богов сидели в своих хранилищах и собирали свитки, они были тихи, как вода. Но им дали власть. Теперь они – сила, и они хотят править!
– Затмение случится завтра, господин.
– Да, завтра. Отец болен… Передай начальникам фаланг, чтобы были готовы ко всему. Этой ночью усилить патрули, зажечь факелы. Армиям – боевую готовность. Разгонять толпы, не дать черни взбунтоваться. Если начнутся погромы, паника – не жалеть никого.
Идин поклонился. Уходя, он увидел стоящую за выступом стены женщину. Она поймала его взгляд своими лучезарными глазами. Ревность кольнула сердце. Это была служанка принцессы Шаммурукип, любимой жены Авель-Мардука.
– Идин! – крикнул вдогонку принц. – Такой ли город мы покидали несколько месяцев назад? И вот, вернувшись, нашли здесь хаос!
Жена пристально глядела на него. Адапа замкнулся, и уже не хотел говорить ни да, ни нет, но сказать было необходимо, ибо завтра может не наступить, если его возлюбленная умрет. Перед его взором стояли бледное, обморочное лицо Ламассаум, безвольные руки, чуть дрогнувшая мышца на шее, когда она качнула головой. Она стонала во сне. Адапе хотелось защитить ее, уничтожить ее боль, ее темные сны.
Иштар-умми обвила его шею руками, влажно, пряно загудела в ухо:
– Ничего не говори, ничего! Ты – мой. Что ты хочешь, чтобы я сделала? Какой ты хочешь, чтобы я стала – стану! Ты муж мой, моя кровь.
Адапа отстранился, взял ее запястья, снял руки со своих плеч.
– Я солгал тебе, – медленно и спокойно произнес он. – Я не имел права жениться на тебе. Прости, если сможешь.
– О боги! – Иштар-умми закусила губу, чтобы не разрыдаться.
– Прости меня. Право, было бы лучше, если бы ты ненавидела.
– Нет!
– Выслушай меня, Иштар-умми.
– Нет!
– Я всегда буду перед тобой виноват. Но еще не поздно все исправить. Ты искала любовь, но в этом доме ты не сможешь ее найти.
– Молчи, не говори ничего! – в ужасе закричала Иштар-умми. – Я люблю тебя!
– Но я тебя не люблю.
– Может быть, потом…
– Никогда.
– Адапа, я ношу твоего ребенка. Прорицательница сказала, что это девочка.
– Надеюсь, она будет счастливее своей матери.
– Адапа, почему ты так жесток? За что мне это все?
– Ты умная женщина, Иштар-умми, пройдет время, и ты поймешь, что так лучше для всех, – сказал Адапа. – Я даю тебе развод. Скоро ты вернешься в дом своего отца. Я уплачу любую сумму, какую бы он ни потребовал. Но прежде я сам съезжу к нему.
– Он убьет тебя! – крикнула Иштар-умми, крупные слезы текли по ее щекам.
Адапа улыбнулся.
– Поверишь, – произнес он, – я даже не знаю, что сказать тебе на это. Может случиться так, что этот исход для меня будет предпочтительнее других.
– Прошу тебя, не бросай меня. Неужели тебе меня совсем не жаль? – Голос ее сорвался. Она кусала полные розовые губы. Глаза покраснели и влажно мерцали. Черные слипшиеся ресницы, похожие на наконечники стрел…
– Жаль, – отвечал он. – Вообще, с самого начала все пошло не так. Прими все как есть. Я не смогу тебе помочь, никто не сможет.
– У тебя есть другая женщина? – еле выговорила Иштар-умми.
– Да, есть. Когда нас друг другу представили – помнишь? – уже тогда я любил ее.
Иштар-умми присела на стул, она была словно неживая, как глиняная фигурка. «Любит ли она меня? – думал Адапа. – Твердит, что любит. Бедная. Даже если и так, я не могу смотреть в ее сторону. Я сломал ей жизнь, подлец. Я. хотел, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Что я натворил! Добро бы, один страдал, а то ведь других это коснулось. Иштар-умми льет слезы. Ламассатум едва не погибла».
Снова перед глазами встали картинки той ночи, как он шел к нищему рыбацкому поселению, будто рука судьбы вела его.
– Иштар-умми, мне нужно идти, – сказал он.
– Куда? К отцу?
Она вскочила, обняла его.
– Адапа, ты муж мой, любимый, ты кровь моя. Никуда не пущу. Никому не отдам. Зубами вцеплюсь, держать буду. Почему все так? Почему жизнь моя кончена?
Иштар-умми рыдала. Адапа смотрел на жену, жалость и злость кипели в нем. Было время, когда самолюбие он тешил сознанием собственной безгрешности. Он упивался им, был горд. И вот низвергнут с пьедестала. Другой человек – женщина – страдает из-за него.
– Не говори так, – сказал он. – Все еще будет хорошо.
– Без тебя?
– Без меня.
– Этого не может быть.
– Может, ты в этом убедишься. Просто из сегодняшнего дня не видишь завтрашнего. Слезы высохнут, ты будешь улыбаться, все плохое унесет река.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79