Когда они вновь возникли в поле зрения Уэйна, бородач выглядел очень мрачным. Они поговорили с охотником, тот, выслушав их, кивнул и вытащил из своего пикапа нечто, напоминающее зачехленную винтовку. Теперь все трое направлялись к Уэйну. Купмен открыл дверцу автомобиля.
– Как вы?
– Я-то нормально.
Купмен кивнул в сторону бородача.
– Это мистер Логан, местный ветеринар. Нам нужно найти второго коня. Теперь, с распахнутой дверцей, Уэйн хорошо слышал шум горелок. Его вдруг затошнило.
– Куда бы он мог побежать? А?
– Не знаю, сэр. Но не думаю, что он далеко.
– Ладно. – Купмен положил руку на плечо Уэйна. – Мы скоро вывезем вас отсюда. Потерпите еще немного?
Уэйн кивнул. Купмен захлопнул дверцу, продолжая говорить с ветеринаром, но Уэйн не мог расслышать слов. За их спинами поднялся в воздух вертолет, забравший девочку. Порыв ветра сорвал чью-то шляпу. Но Уэйн ничего этого не замечал. Он видел перед собой пасть коня в кровавой пене и его исступленный взгляд сквозь разбитое ветровое стекло. Этот взгляд будет еще долго преследовать Уэйна во сне.
* * *
– Нам удастся его прищучить, а?
Дон Фарлоу сидел за столом, читая контракт, а Энни стояла рядом, заглядывая ему через плечо. Юрист не отвечал, только приподнял рыжеватую бровь.
– Удастся, – нетерпеливо сказала Энни. – Я уверена в этом.
– Думаю – да, – согласился наконец Фарлоу.
– Знай наших! – Энни победно вскинула руку и отошла от стола, чтобы налить себе еще чашечку кофе.
Они сидели здесь уже полчаса. Энни поймала такси, но попала в пробку и последние два квартала шла пешком. Нью-йоркские шоферы боролись со снегом единственным известным им способом – яростно гудели и крыли друг друга крепкими словами. Фарлоу уже ждал ее, между делом готовя кофе. Энни нравилась эта его манера – всюду устраиваться как дома.
– Он, естественно, будет все отрицать, – сказал Фарлоу.
– Но это его точные слова. И у нас полно доказательств. Ему не отвертеться.
Энни уселась с кофе за свой стол – большое и асимметричное творение из вяза и ореха, подарок английского друга – тот сделал его, когда Энни, удивив всех, оставила журналистику и начала издательскую карьеру. Стол перекочевал вслед за ней с прежнего места работы и обосновался здесь, вызвав нескрываемое раздражение профессионального дизайнера, приглашенного за большие деньги переделать кабинет бывшего редактора согласно вкусу Энни. Дизайнер, считавший, что стол разрушает весь его гениальный замысел, в отместку устроил в комнате нечто невообразимое. Эту какофонию форм и цветов он совершенно серьезно величал эклектическим деконструктивизмом.
Однако здесь хорошо смотрелись абстрактные рисунки трехлетней Грейс – сначала девочка этим очень гордилась, но с годами стала смущаться. Рисунки висели на стенах среди разных наградных листов и фотографий улыбающейся Энни с разными литературными знаменитостями. Портреты близких – Грейс, Роберта и отца – располагались так, чтобы их могла видеть только Энни, – на ее письменном столе.
Сейчас Энни смотрела поверх этих фотографий на юриста. Непривычно видеть на Фарлоу не его обычный строгий костюм, а старую куртку и кроссовки. Она представляла его на отдыхе более элегантным, в стиле «Братьев Брукс»: слаксы, мокасины и тонкий вязаный свитер. Фарлоу улыбнулся ей.
– Ну так что же? Хочешь судиться?
– Конечно, хочу, – она засмеялась. – В контракте он обязуется не вступать в переговоры с прессой. И к тому же он обвиняет меня в том, что я искажаю факты.
– Учти, во время процесса он не раз повторит свою историю – и огласка будет много больше.
Энни нахмурилась:
– Дон, не надо на меня давить. Фенимор Фиске – подлый, гнусный, бездарный старый осел.
Фарлоу улыбнулся и поднял руки, сдаваясь.
– Не темни, Энни, скажи, чего ты добиваешься?
– Пока он здесь работал, от него не было никакого проку – одни неприятности; и теперь, когда он наконец убрался, продолжается та же история. Я хочу всыпать горяченьких по его морщинистой жопе.
– Это что, у вас так в Англии говорят?
– Нет. Мы говорим – задать жару его дряхлой заднице.
– Ладно. Здесь командуешь ты.
– И тебе лучше об этом не забывать.
На столе у Энни зазвонил один из телефонов. Она сняла трубку.
Это был Роберт. Спокойным, бесстрастным голосом он сообщил, что с Грейс произошел несчастный случай. Ее отправили в олбанскую больницу, сейчас она в реанимации. Пока без сознания. Энни нужно доехать на поезде до Олбани – там он ее встретит.
2
Они познакомились летом шестьдесят восьмого, когда Энни было всего восемнадцать лет. По окончании школы Энни не поехала сразу в Оксфорд, куда была принята, а, взяв академический отпуск, заключила контракт с организацией «Добровольческая помощь за границей», окончив предварительно двухнедельные курсы, где их натаскивали, как преподавать африканцам английский, как избежать заражения малярией и как пресекать приставания любвеобильных аборигенов (твердо сказать «нет», имея в виду именно это).
Вооруженная этими бесценными знаниями, Энни полетела в Западную Африку, а точнее, в Сенегал, и после недолгого пребывания в Дакаре отправилась в грязном открытом автобусе, до отказа набитом людьми, цаплями и козами, в городок, расположенный в пятистах милях к югу от столицы, – он должен был стать ей домом на год. К вечеру второго дня они добрались наконец до берегов большой реки.
В горячем и влажном вечернем воздухе стоял неумолчный звон насекомых: на другом берегу мерцали огоньки города. Парома до утра не предвиделось, поэтому шофера и пассажиров, с которыми она успела подружиться, беспокоило, где она проведет ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119