Он водил Пилигрима по манежу кругами, держась на близком расстоянии от него, то и дело поворачивая и добиваясь полного послушания.
Иногда Пилигрим вдруг взбрыкивал и отступал, желая спастись бегством, но Том и тогда бежал рядом с ним, и конь постепенно привыкал к мысли, что человек всегда будет рядом – от него не убежать, – и может, не стоит сопротивляться. Может, повиноваться человеку совсем не плохо? В такие минуты смирения Пилигрим прерывал свой бег, и они оба некоторое время стояли, обливаясь потом, – стояли так близко, что пот коня и пот человека смешивались, и старались отдышаться, как два боксера в перерыве между раундами.
Было видно, что Пилигрим озадачен такой неожиданно сильной нагрузкой. Ведь Том не мог объяснить коню, что он должен прийти в норму к определенному сроку. Впрочем, Том и сам не очень понимал, зачем он устроил такую гонку, – ведь в случае успеха он терял то, что стало ему дороже жизни. Однако Пилигрим понемногу втянулся в новый ритм и даже вошел во вкус.
И вот сегодня Том наконец решил оседлать его.
Пилигрим внимательно следил, как человек закрыл ворота и, неся с собой уздечку и седло, вышел на середину манежа.
– Ты правильно все понял, старина. Именно эти вещи у меня в руках. Но не верь мне на слово, пойди и сам все проверь.
Том положил седло на землю и отошел в сторону. Пилигрим отвел глаза, делая вид, что его совсем не интересует этот новый предмет. Но долго бороться с любопытством он не смог: взгляд его, против воли, вернулся к седлу, а потом и сам он осторожно двинулся к этой почти забытой вещи из прошлого.
Том следил за конем, не двигаясь с места. Тот остановился примерно в ярде от седла и смешно вытянул нос, принюхиваясь.
– Ну, чего боишься? Тебя никто не укусит.
Пилигрим недобро посмотрел на Тома и тут же снова перевел взгляд на седло. На коне была та двуцветная уздечка, которую Том связал из веревки. Пару раз взрыв копытом землю, Пилигрим сделал еще несколько шагов и остановился рядом с седлом, вытягивая вперед ноздри. Том неторопливо снял с плеча старую уздечку и стал перебирать ее в руках. Пилигрим, услышав позвякивание, поднял голову и насторожился.
– Не прикидывайся удивленным, парень; ты видел ее дома сотни раз.
Том выжидал. Трудно было поверить, что перед ним то же самое животное, которое он увидел в загаженном нью-йоркском стойле, – озлобленное, отрезанное от всего мира, потерявшее все ориентиры и веру в людей и себя. Теперь шерсть коня блестела, глаза были ясные и чистые, а полностью заживший нос приобрел новое, благородное очертание – словно нос римлянина, хранивший следы былых сражений. Впервые на памяти Тома безнадежно больной конь полностью вернул себе былую форму. Да что конь, такое и со всякими другими тварями редко когда случается.
Пилигрим подошел к нему – Том знал, что обязательно подойдет, – и произвел тот же ритуал обнюхивания – на этот раз уздечки. И когда Том снял веревочную уздечку и надел прежнюю, Пилигрим даже ухом не повел. Разве только мышцы слегка напряглись и задрожали, но Том погладил его по шее и по спине, куда надо было приладить седло, и Пилигрим не отступил и даже не дернул головой, ощутив в пасти удила. Доверие, завоеванное Томом, – пусть и хрупкое – пока сохранялось.
Держа Пилигрима за узду, Том сделал с ним несколько кругов вокруг седла, а потом, словно невзначай, остановился. Непринужденно – так, чтобы Пилигрим видел каждое его движение, – Том поднял с земли седло и опустил на спину коня, не переставая поглаживать его свободной рукой, а когда обе стали заняты, ободрять ласковыми словами. Незаметным движением Том закрепил подпругу и снова стал водить коня по кругу, чтобы тот привык к новым ощущениям.
Пилигрим непрерывно прядал ушами, но злобы в глазах не было; время от времени он легонько пофыркивал, издавая звук, про который Джо говорил, что он похож на шелест крыльев бабочки. Том подтянул подпругу, а потом навалился всем телом на седло, приучая коня к своему весу. И поглаживал, поглаживал, без устали шепча ласковые слова. И наконец почувствовав, что конь готов к решающему моменту, легко вскочил в седло.
Пилигрим шел шагом, и шел уверенно. И хотя мышцы его слегка подрагивали в память о почти похороненном в прошлом страхе – кто знает, может, эта дрожь не пройдет никогда? – он храбро шел вперед, и Том знал: если конь не почувствует в Грейс страха, девочка сможет ездить на нем. А когда это случится, ни у нее, ни у ее матери не будет больше оснований задерживаться здесь.
Роберт приобрел путеводитель по Монтане в своем любимом книжном магазине на Бродвее, и к тому времени, когда на табло загорелись слова: «Пристегнуть ремни«– и самолет пошел на посадку, он уже знал о Бьютте больше, чем значительная часть его обитателей, а их было, если верить справочнику, тридцать три тысячи триста тридцать шесть человек.
Еще несколько минут, и вот уже внизу обрисовалась «самая богатая полезными ископаемыми гора в мире», высотой пять тысяч семьсот пятьдесят пять футов, снабжавшая всю Америку серебром в 1880-е годы и медью – в течение последующих тридцати лет. Еще в путеводителе было написано, что, сохранив лишь тень прошлого величия, город, однако, «не утратил былого очарования». Впрочем, пока трудно было что-то понять: сверху казалось, что на вершине горы кто-то разбросал содержимое своего чемодана и забыл собрать.
Роберт собирался лететь до Грейт-Фоллс или Хелены, но в последний момент возникли непредвиденные обстоятельства, связанные с работой, и ему пришлось поменять планы. Единственный более или менее подходящий рейс был теперь только на Бьютт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119