Калигатусы громко заржали… Музоний же Руф, встал и очистив с тоги пыль, покачивая головой на неразумие человеческое, побрёл обратно в город, Впрочем, судьба скоро утешила его, послав ему учеником молоденького раба Эпиктета: вот голова, вот душа!..
Веспасиановцы ворвались в город. В улицах опять закипел бой. В бою отец узнавал среди врагов сына и сын отца, братья, сражаясь с разных сторон, яростно наносили один другому смертельные удары. Народ присутствовал в качестве зрителя и одобрял то одну сторону, то другую рукоплесканиями. Солдаты резались из-за добычи, награбленной в богатых домах, а добычей со смехом завладела чернь. И тут же, по случаю Сатурналий, шли повсюду попойки, праздная толпа теснилась в термах, среди трупов слышались пьяные крики и женский смех, и решительно никто из гуляк не беспокоился о том, кто победит: все давно уже на своих боках узнали, что это совершенно безразлично…
Рим был взят. Вителлий спрятался в отхожем месте Золотого дворца. Его вытащил оттуда трибун когорты Плацида. Легионеры связали цезарю руки и в изодранной одежде, надев на шею верёвку, потащили его по городу. Народ бросал во владыку дерьмом. Остриями мечей его заставляли держать голову выше и смотреть на низвержение его статуй…
— А, хромой колдун!.. — орали вокруг. — Ишь, наел брюхо-то… Вешай его!
Пинками догнали его до Гемоний, зарубили и крюками сволокли труп в мутный Тибр…
Иоахим видел все это. Он видел, как победители преследовали повсюду побеждённых, как грабили Рим, как проскочил куда-то переодетый жрецом Изиды Домициан, младший сын Веспасиана, бледный и испуганный, и от проходивших мимо сенаторов он узнал, что Антоний Прим, полководец Веспасиана, уже подговаривает Скрибониана Красса, воспользовавшись замешательством, захватить власть… Бледный, он вошёл в атриум и от Исаака — он был перепуган — узнал, что чернь не раз пыталась грабить его дворец, но многочисленная и хорошо вооружённая охрана дала шакалам отпор.
— А где Язон? — спросил Иоахим.
— Он только что прошёл в сад, — отвечал Исаак. — Филет чувствует большую слабость, и Язон долго сидел с ним…
Решительными шагами Иоахим направился в сад. Обойдя большой пруд, по которому белыми тенями скользили встревоженные шумом города лебеди, Иоахим вдруг остановился: в нескольких шагах от него за кустами стоял Язон и что-то внимательно, с восхищённым лицом рассматривал.
— Язон…
Язон встретил отца тихой улыбкой.
— Посмотри-ка!..
И он показал отцу на красивого, серого прозрачного, похожего на жемчужину паучка, который с удивительным проворством и ловкостью чинил свою попорченную паутину.
— Кто научил его этому? — тихо сказал Язон, не спуская восхищённых глаз с паучка. — Посмотри, какая красота и правильность рисунка!..
Иоахим с невольной улыбкой посмотрел на него.
— А ты слышал, по крайней мере, сын мой, что император убит, что на улицах идёт резня и что все будущее империи поставлено на карту?
— Слышал, — сказал Язон. — Но… что же могу я тут сделать?
Мужественное и красивое лицо Иоахима зарумянилось и полные огня глаза просияли: он подошёл к берегу Рубикона.
— Язон, мы не можем больше терять ни одного дня, — решительно сказал он. — Более благоприятного момента ещё не было. За спиной Веспасиана стоят преданные нам… ну, не нам, так нашему золоту люди… Береника, которая так любит тебя, устранит Тита, а я золотом вымощу все римские улицы, по которым ты рука об руку с царевной иудейской поднимешься на Капитолий, а потом и на Палатин. Но мы уже не можем медлить. Помни, в тебе исполнится пророчество, о котором говорят древние книги наши: Спаситель мира придёт из Иудеи. Отвечай же мне, твоему отцу, который всю жизнь отдал этой мысли, возвеличению и славе своего сына, а в лице его и своего народа: хочешь ли ты — да или нет — в эту вот минуту, под рёв режущихся на улицах римлян — слышишь? — среди пожаров принять из рук твоего отца диадему владыки Вселенной?
Язон с мягкой улыбкой своей — отец впервые заметил у него эту улыбку — вдруг обнял его.
— Дорогой мой отец, я люблю тебя, — сказал он тепло. — Я знаю твоё сердце. Я знаю, что ты любишь меня… Но… но… — вдруг опять улыбнулся он, — не думаешь ли ты, что забот Миррены об устроении мира довольно для нашего дома? Я уже её почти и не вижу, так она старается. А когда увижу, плачет: я не иду за ней, я думаю не так, как надо, я погибаю… Пусть уж лучше она займётся этим делом, а я… Нет, не золотая диадема владыки мира нужна мне… А уж если ты непременно хочешь сделать мне очень хороший подарок, то подари мне…
— Ну… ну…
— Бочку!
— Ты бредишь? Какую бочку?
— Бочку Диогена, милый мой отец, — ещё теплее отвечал Язон. — Отец, мир так безмерно богат и так бесконечно прекрасен — ты помнишь то утро на берегу озера гельветов и ту Гору? — что променять его на окровавленный трон цезаря значит заключить очень уж невыгодную сделку… Я не хочу её… Вот ты видел моего паучка — он посреди своей паутины мне ближе и дороже римского сената… А вот, посмотри, на кончике листа повисла дождевая капля — посмотри, как играет она на солнечном луче: то синяя, то белая, то золотая, то красная, как рубин… Почему она так играет? Кто научил паучка делать так совершенно своё дело?.. О чем говорят ночью звезды в глубине неба?.. Познать все это, «пустыни зыбкие изведать небосклона», понять хоть немножко душу свою, это величайшее из чудес вселенной, — все это для меня в тысячу раз радостнее, чем председательствовать в курии, когда она творит беззаконие, — а иного она и творить не может, — терзать живых людей на потеху толпе бездельников, гнать их в кровавые бойни, из которых никогда ничего не выходило и никогда ничего не выйдет… Я понимаю моего милого Филета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153