— Что ты ела?.. Показывай!..
Она молча указала на стол. По впалым щекам катились тяжёлые слезы. Она вся дрожала… В глиняном блюде лежало поджаренное, зарумянившееся мясо, от которого приято пахло.
— Козлёнок?.. Где ты взяла его? Говори!..
Засверкали мечи и кинжалы…
— Это… маленький сынок… мой…
Мгновение оцепенения, и зелоты с сумасшедшими лицами, толкая один другого и падая, бросились вон…
Рыжие валы, как гигантские чудовищные змеи, медленно и грозно ползли к храму. Иудеи, больше похожие на тени с огромными, страшными глазами, зажгли галереи, соединявшие храм с Антонией. Римляне зажгли их со своего конца… Сизый дым окутал своими нежными пеленами златоверхий храм…
Настойчиво, неуклонно, как судьба, закованные в железо калигатусы продвигались в дыму, крови и бряцаньи оружия вперёд. Подгонять их было не нужно. Они чуяли богатейшую добычу в городе и заговорило в них самолюбие: горсть каких-то паршивых рабов держит их столько времени у порога победы!.. Тараны били в основание храма, но разбились сами вдребезги, а поделать с чудовищными камнями ничего не могли. Тит, в ярости, приказал зажечь храм. Не веря своим глазам, иудеи завопили, как исступлённые: где же чудо Иеговы? Огонь разгорался… Иудеи в отчаянии сделали вылазку, но были отбиты и в дыму отступили к храму, теснимые римлянами и пламенем, которое по галереям все ближе и ближе подбиралось к святилищу…
И, сверкая доспехами, гордый, раздражённый, Тит во главе своей свиты вошёл в богатый, залитый кровью и полный дыма храм. В глубине, около жертвенника, за грудой трупов, на залитой кровью лестнице кипел последний бой. Ни иудеи, ни римляне в остервенении не обращали никакого внимания на пожар…
— Либералис! — крикнул Тит начальнику своего конвоя. — Останови легионеров… Пусть все тушат огонь… Эй, солдаты, тушить, тушить!..
Легионеры нарочно гремели оружием, чтобы не слышать приказаний главнокомандующего. Иудеи с бешеным боем отступали. Римляне, полные ярости, надвигались и рубили… Иудеи прокалывали один другого мечами, бросались в огонь, а с крыши в римлян немногие уже жрецы кидали острые золотые шпицы храма. На горящих галереях с воплями гибли женщины и дети…
Охваченный волнением, Тит осмотрел жертвенник — вокруг были кучи трупов и раненых и шагнул было дальше.
— Не ходи! — испуганно проговорил Иосиф. — Тут святая святых. Сюда никто входить не должен…
Тиверий Александр усмехнулся. Тит, оглянувшись на него, откинул завесу и шагнул в святая святых: там не было ничего. И молодой военачальник впервые в жизни почувствовал в душе дуновение каких-то нездешних тайн: действительно, здесь ничего нет или не могут слабые очи человеческие видеть того, что тут есть?..
Снаружи наступал шум пожара и битвы. И Тит торопливо вышел вон.
— Да остановите же пламя! — сердито крикнул он легионерам. — Не давайте хода огню…
Солдаты не обращали на него никакого внимания. Они были страшны в своём исступлении. Беспощадно выбивали они в дыму последних защитников храма.
И вдруг над поредевшими рядами иудеев встал весь в крови Иоханан.
— Иудеи, внемлите! —завопил он. — Сейчас военачальник их, Тит, вошёл в святая святых с непотребной женщиной и там, на свитке Торы, совершил с ней блудодеяние…
На мгновение истомлённые сердца вспыхнули огнём, но сейчас же потухли: всему есть предел. Римляне косили их, как поспевшую жатву, почти без усилия: уже явная победа удесятеряла их силы… Ещё только одно усилие…
Пожар креп. Пылала уже вся храмовая гора. Вой и грабёж уже вылились за пределы храма. Римляне уже внесли свои знамёна в окутанный дымом храм и совершили перед ними жертвоприношение. И когда церемония, среди дыма и огня, была закончена, загремели крики легионеров:
— Император!.. Император!..
То легионы провозглашали счастливого полководца императором…
Тит, бледный, сиял сиянием победы…
Но надо было кончать. Верхний город был ещё весь во власти повстанцев. Всюду по крышам вопили умирающие с голоду: к ним подбиралось пламя. Вопли их были бесплодны, ибо свершалось то, чего никто уже остановить не мог…
Повстанцы поняли, что всему конец. К Титу явилась депутация: иудеи просили мира. Тит стал у западного притвора, над самым когда-то шумным, а теперь заваленным трупами Ксистом, у моста, который соединял верхний город с храмом. На другом конце моста стояли повстанцы, окровавленные, угрюмые, кожа да кости. Вокруг все было затянуто дымом…
— Скажи им, что, если они немедленно положат оружие, я дарю им жизнь, — сказал Тит Иосифу. — Я накажу только одних зачинщиков.
Иосиф овечьим голосом передал решение вождя повстанцам. Ему лично отвечал сперва ропот глухих проклятий. И тотчас же поднял голос Иоханан.
— Никаких условий от Рима мы принимать не можем, ибо мы принесли клятву не делать этого ни в каком случае… Мы просим только беспрепятственно выпустить нас из города…
Тит вспыхнул: не столько слова, сколько полный ненависти тон оскорбил его.
— Зажигай весь город! — крикнул он вместо ответа.
Огонь быстро перекинулся в верхний город. В пламени сгорали умирающие с голоду. Убивали всех, кто попадал под руку. Тараны снова начали свою разрушительную работу. Стены рушились. Когда римляне ворвались в верхний город, там были только трупы: все, что осталось в живых, скрылось в подземельях города… Быстро заняли легионы все стены, на башнях гордо поднялись римские орлы, и среди дымящихся развалин, среди леса крестов, на которых белели скелеты погибших и корчились умирающие, среди дикого разгула пожара, потрясая мечами, при рукоплесканиях, запели воины победную песнь…
Внизу, под стенами, среди камней, визжа, исступлённо дрались три безобразные, седые старухи — из-за куска хлеба, который бросил им презрительно, как собакам, какой то легионер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153