— Не можете! Вы говорите, не можете! Черт побери, щит спасет страну, нацию, народ, а вы сидите и убеждаете меня, что ничего не можете сделать. Позвольте рассказать вам о голоде, мистер Сент-Ив. Позвольте рассказать, что уже произошло с детьми Компорена, число которых превосходит восемьсот тысяч. В первые дни у них схватывает живот, боли ужасные, нестерпимые. Потом живот начинает раздуваться, а тело — усыхать. Первые дни они плачут. Плачут и едят все, что попадается под руку, лишь бы унять боль. Едят грязь и траву, солому и мел. Все. А потом они слабеют, так слабеют, что не могут даже плакать, лишь всхлипывают, а изо рта идет запах ацетилена, потому что расходуется жировой запас и они не получают углеводов, чтобы возместить потери. Они впадают в летаргический сон. Без белка еще больше раздувается желудок, отказывают почки, печень. Если им везет, то они подхватывают какую-нибудь инфекцию, от которой быстро умирают. Даже от царапины или от легкой простуды. Другие же, не заболевшие, умирают медленно и мучительно. Сколько... сколько вы хотите, Сент-Ив, чтобы сохранить жизнь детям моего народа? Сто тысяч? Такова ваша цена? Хорошо. Я дам вам сто тысяч. Не такая уж и высокая плата. Со щитом мы сможем продержаться до признания Компорена Германией и Францией, а с признанием придет еда и голодать будут лишь сто, а не пятьсот или семьсот тысяч детей. Для вас, Сент-Ив, щит — лишь кусок бронзы. Для моей страны — сама жизнь.Мбвато откинулся на спинку сиденья, вымотанный донельзя, вложивший в монолог всю душу. Я повернул голову, через окно посмотрел на пешеходов. Все сытые, накормленные, многие даже с избыточным весом. Заговорил, не глядя на Мбвато, чувствуя, как лицо заливает краска.— Вы просите невозможного. — Складывалось впечатление, что говорю не я, а хладнокровный рационалист, не имеющий ко мне ни малейшего отношения. И я не нес никакой ответственности за его слова. — Вы просите, чтобы я взял четверть миллиона долларов, принадлежащих чужим людям, и отдал их воровской банде, — вещал Рационалист. — А потом принес щит вам, чтобы вы сунули мне под столом семьдесят пять или сто тысяч. Тем самым я сам стану вором, и именно поэтому я не могу выполнить вашу просьбу. Потому что меня поймают и отправят в тюрьму, а я не хочу сидеть в тюрьме. Из-за вас. Из-за Компорена. Даже из-за голодающих детей. Это не по мне, понимаете? На мою помощь не рассчитывайте. Я могу предложить только одно — возьмите щит у тех, кто его украл. Любым способом. Выкупите или выкрадите. Мне все равно. Но и в этом я вам не помощник.Я повернулся к Мбвато и увидел, что он смотрит на меня. Во взгляде читалась неприязнь. Не ненависть, лишь неприязнь. А также презрение, от которого у меня вновь вспыхнуло лицо. Но он уже успокоился, и голос стал холодным и жестким.— Вы боитесь, что пострадает ваша репутация посредника, мистер Сент-Ив? Позвольте вас заверить, что ваши страдания не идут ни в какое сравнение с тем, что испытывают голодающие дети Компорена.«Кадиллак» остановился у моего отеля, но я не сдвинулся с места. Уладо все еще сидел вполоборота и кивал, соглашаясь с последней фразой Мбвато.— Очень сожалею, но не могу. Я вам сказал почему. Очень сожалею.Я взялся за ручку, но вновь повернулся к Мбвато. Неожиданно для меня он ослепил меня улыбкой, наклонился и шлепнул по колену.— Не сожалейте, мистер Сент-Ив. Никогда не сожалейте о том, чего не решились сделать, иначе вас до конца дней будет мучить чувство вины.— Хорошо. — Я вновь потянулся к ручке.— Мы еще не раз увидимся, — пообещал Мбвато.— Я так не думаю.— Тогда вы заблуждаетесь.— Хорошо. — Я не стал спорить.— И знаете, какая мысль пришла мне в голову? — продолжал Мбвато.— Нет.— Излагая причины, по которым вы не можете вернуть нам щит, вы говорили точь-в-точь как мелкий чиновник государственного департамента. — Провожаемый его улыбкой, я открыл дверцу и ступил на тротуар. — До свидания.Я молча кивнул и проводил взглядом отъезжающий «кадиллак». Глава 9 Хладнокровный Рационалист поднялся в свой номер-квартиру на девятом этаже, вытащил бутылку шотландского из шкафчика над раковиной, плеснул в стакан, надеясь, что спиртное сотрет воспоминание о той боли и беспомощности, что стояли в глазах Мбвато.Разумеется, виски ничего не стерло. Оно лишь превратило Хладнокровного Рационалиста в Сентиментального Слюнтяя, стоящего у окна, глядя на улицу, и перебирающего в голове афоризмы, вроде «семь раз отмерь, один — отрежь» или «дурак думает сердцем, мудрец — разумом». Но афоризмы помогли ничуть не больше шотландского, поэтому не осталось ничего другого, как взять телефонный справочник Манхэттена, чтобы найти адрес и номер Фрэнка Спиллейси. В справочнике значился лишь один Спиллейси, проживающий на Парк-авеню. Я набрал номер, и мужской голос ответил: «Меса Верде Эстейтс».— Мистера Спиллейси, пожалуйста.— Это я, — голос переполняло дружелюбие. — Секретарша выбежала на минутку выпить чашечку кофе. — Он явно улыбался, высказывая понимание человеческих слабостей. — Чем я могу вам помочь?— Я хотел бы поговорить с вами. Сегодня днем. Моя фамилия Сент-Ив. Филип Сент-Ив.Последовала короткая заметная пауза. В дружелюбном голосе послышалась нотка сожаления.— Я проглядел записи моей секретарши, мистер Сент-Ив, и, похоже, сегодня днем мне предстоят два важных совещания. Может, мы сможем встретиться в другой день, к примеру, в пятницу. Да, в пятницу, в три часа дня. Вас это устроит?— Нет, пятница мне не подойдет. Встретимся сегодня, в четыре часа.— Но я только что сказал вам...— Я слышал, что вы сказали. Два важных совещания. Отложите их.— Послушайте, мистер Сент-Джон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53