Стакан падает и разбивается, но никогда не случалось, чтобы разбитый стакан сам собрался из осколков и вспрыгнул на стол.
– Согласна.
– Но почему такого не бывает?
– Чтоб я знала!
– Все атомы разбитого стакана опровергли бы законы физики, соберись они снова вместе, – но на субатомном уровне все взаимодействия частиц обратимы. Там мы не можем сказать, какое событие какому предшествует. И только здесь, в нашем мире, можно увидеть, как стареют вещи, и определить четкое направление движения времени.
– И что ты скажешь, дядя?
– Скажу, что этому препятствует второе начало термодинамики, а оно гласит, что разупорядоченность во Вселенной только возрастает. Количественная характеристика этой разупорядоченности известна нам под именем энтропии.
– Но как это связано с совпадениями?
– Вот к этому я и веду, – пробормотал Майкрофт, постепенно увлекаясь объяснением и оживляясь с каждой секундой. – Представь себе ящик с перегородкой: левое отделение заполнено газом, а в правом – вакуум. Убери перегородку, и газ хлынет в другую часть ящика, так?
Я кивнула.
– Но ты ведь не ждешь, что газ сам собой снова соберется в левом отделении ящика?
– Нет.
– Ага! – многозначительно улыбнулся Майкрофт. – Не совсем так! Понимаешь, все взаимодействия атомов газа обратимы, и когда-нибудь, рано или поздно, газ просто обязан собраться в левой половине!
– Обязан?
– Да! Но вопрос в том, когда именно. Поскольку даже в маленьком ящике могут содержаться миллиарды миллиардов атомов газа, время, необходимое для прохождения ими всех возможных комбинаций, дольше срока жизни Вселенной. Падение энтропии, достаточно сильное для того, чтобы газ собрался в левом отделении, разбитый стакан восстановился, а статуя святого Эвлкикса слезла с пьедестала и направилась в паб, мне кажется, не противоречит законам физики, но чрезвычайно маловероятно.
– Значит, – подвела я итог, – ты считаешь, что мои действительно странные совпадения вызваны падением энтропии?
– Именно так. Но это всего лишь теория. Насчет того, почему энтропия может спонтанно падать и как проводить эксперименты в локализованном энтропийном поле, у меня имеются только предположения, я сейчас тебе их излагать не стану, но знаешь, возьми-ка вот эту штуку. Вдруг она спасет тебе жизнь.
Он достал с одной из многочисленных полок банку из-под варенья и вручил ее мне. Содержимое ее с виду составляли рис и чечевица – примерно пополам.
– Спасибо, я не голодна.
– Нет-нет. Я называю это устройство энтроскопом. Встряхни-ка его.
Я встряхнула банку, и рис с чечевицей перемешались в случайном порядке, как обычно и бывает.
– Ну и что? – спросила я.
– Ничего необычного, – ответил Майкрофт. – Стандартное распределение, уровень энтропии нормален. Встряхивай ее почаще. Если произойдет падение энтропии, ты это увидишь: рис и чечевица распределятся не так хаотично, а значит, стоит ожидать совершенно невероятных совпадений.
В мастерскую вошла Полли и обняла мужа.
– Привет, ребята, – сказала она. – Развлекаетесь?
– Я показываю Четверг свои разработки, дорогая, – любезно ответил Майкрофт.
– А ты показал ей устройство для очистки памяти, Крофти?
– Нет, – ответила я.
– Да, – ответил Майкрофт и с улыбкой добавил: – Милая моя, ты иди, а мне еще поработать надо. Я ухожу на пенсию ровно через пятьдесят шесть минут.

Тем вечером мой папа так и не появился, и это очень разочаровало маму. Без пяти десять Майкрофт, верный своему слову, вышел из лаборатории в сопровождении Полли, чтобы вместе с нами сесть за обед.
Обеды семейства Нонетот всегда шумные события, и нынешний вечер не стал исключением. Лондэн сидел рядом с Орвиллом и изо всех сил притворялся, будто ему интересно слушать собеседника. Джоффи, сидевший рядом с Уилбуром, обозвал его новую работу полным дерьмом, а Уилбур, которого Джоффи подкалывал почти тридцать лет, ответил, что вера во Всемирное Стандартное Божество – самая большая брехня, которую ему только доводилось слышать.
– Ага, – надменно отвечал Джоффи, – ты подожди, пока не столкнешься с Братством Неограниченного Красноречия.
Глория и Шарлотта всегда садились рядом. Глория – чтобы поболтать о каких-нибудь мелочах, например пуговицах, а Шарлотта – чтобы с ней соглашаться. Мама с Полли разговаривали о Женской федерации, а я сидела рядом с Майкрофтом.
– А что ты будешь делать на пенсии, дядя?
– Не знаю, котенок. Давно хотел написать пару книг.
– О своей работе?
– Нет, о работе скучно. Могу я опробовать на тебе кое-какие задумки?
– Конечно.
Он улыбнулся, огляделся по сторонам, понизил голос и наклонился ко мне.
– Ладно, так вот. Блестящий молодой хирург Декстер Кольт принят на работу в скудно финансируемую детскую больницу, где тем не менее не щадя сил спасают детей. Он будет делать новаторские операции, облегчая страдания сирот-инвалидов. Старшая медсестра – упрямая, но очень красивая Тиффани Торшерр. Тиффани только что пережила неразделенную любовь к анестезиологу доктору Бернсу, и…
– …они полюбили друг друга?
Майкрофт помрачнел.
– Значит, ты уже слышала?
– Насчет детей-инвалидов задумка хороша, – сказала я, пытаясь не добивать его. – И как ты назовешь роман?
– Думаю, «Любовь среди сирот». Что скажешь?
К концу обеда Майкрофт изложил мне основные сюжеты нескольких своих книг, каждый страшнее предыдущего. В это время Уилбур с Джоффи продолжили в саду дискуссию по поводу святости мира и прощения под удары кулаков и хруст разбиваемых носов.
В полночь Майкрофт обнял Полли и поблагодарил нас всех за то, что мы пришли его навестить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116