Если не будешь делать резких движений, они, возможно, и не откроют огонь.
– Мы про это думали, – сказал неандерталец, доставая из кармана комбинезона игрушечный пистолет. В полумиле впереди возникла станция Криклейд. – Они будут стрелять. Мы вырезали его из мыла. Из мыла «Дав», Dove (англ.) – голубь. Символ мира и кротости

– добавил он. – Нам показалось, в этом есть ироничность.
Мы на полной скорости мчались к Криклейду. Я заметила машины ТИПА-14 на дороге и отряд спецназа в черном на платформе. До остановки оставалось ярдов сто, когда электричество вдруг отключилось, вагон затормозил и медленно пополз к станции. Дверь в кабину открылась, и я протиснулась внутрь, схватила мыльный пистолет и швырнула на пол. Киэлью не погибнет, по крайней мере пока я в силах этому помешать. Мы с грохотом подкатили к платформе. Оперативники ТИПА-14 открыли дверь и быстренько эвакуировали всех Ирм Коэн. Я обняла Киэлью за плечи. Я впервые прикасалась к неандертальцу и удивилась, как тверды его мышцы и какой он теплый.
– Отойдите от этого недра! – донесся усиленный мегафоном голос.
– Чтобы вы его пристрелили?! – проорала я в ответ.
– Он угрожал жизни пассажиров, Нонетот. Он представляет опасность для цивилизованного общества!
– Цивилизованного? – зло огрызнулась я. – На себя посмотри!
– Нонетот! – повторил голос – Отойдите в сторону! Это приказ!
– Пусть бывает, как они говорят, – сказал неандерталец.
– Через мой труп!
Словно в ответ, раздалось тихое «пок!», и в ветровом стекле появилось круглое отверстие от пули. Кто-то решил во что бы то ни стало убить Киэлью. Я взбеленилась и хотела в бешенстве заорать, но не смогла издать ни звука. У меня подломились колени, и я рухнула на пол. Мир вокруг подернулся пеленой и стал расплываться. Тело у меня онемело, послышался чей-то крик: «Врача!» Последнее, что я увидела, прежде чем провалиться во тьму, было широкое лицо Киэлью, горестно смотревшего на меня. В глазах у него стояли слезы, и он беззвучно шептал:
– Нам так жаль… Нам так жаль!

Глава 5
Пропавшие автостопщики


Городские легенды древнее штиблет, но куда интереснее. Мне известны почти все – от собаки в микроволновке до шаровой молнии, что гонялась за домохозяйкой в Престоне, от жареной дронтьей ноги, найденной в шиз-стейке, до плотоядной диатримы, Крупная нелетающая птица. Вымершая. Обитала в Северной Америке

вроде бы генетически воссозданной и проживающей ныне в Нью-Форест. Я читала все рассказы о летающей тарелке, разбившейся близ Лэмбур-на в пятьдесят втором, и байки про то, будто Чарльз Диккенс был женщиной, а президент корпорации «Голиаф» на самом деле 142-летний старик, который живет в барокамере благодаря достижениям медицины. Разумеется, существует куча легенд о ТИПА-Сети, но самая любимая на данный момент – история о «странном существе», откопанном в Кванток-Хиллз. Да, я слышала их все. Никогда не верила ни одной. Пока однажды сама не стала легендой…

(ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ. Жизнь в ТИПА-Сети)
Я открыла глаз. Затем другой. Над холмами Мальборо вставал теплый летний день. Легкий ветерок принес тонкий аромат жимолости и дикого тимьяна. Воздух был теплым, заходящее солнце тронуло красным пухлые облачка. Я стояла на обочине дороги где-то в сельской местности. С одной стороны ко мне подъезжал одинокий велосипедист. А с другой стороны дорога терялась в далеких полях, где мирно паслись овцы. Если таков мир иной, значит, большинству из нас нечего беспокоиться и церковь, в конце концов, поставляет не полную туфту.
– Тсссс! – шепнул кто-то совсем рядом.
Я обернулась и увидела человека, прячущегося за огромным рекламным щитом «Голиафа», на котором значилось: «Покупаете два рояля – третий бесплатно!»
– Папа?
Отец потянул меня к себе за рекламный щит.
– Не торчи тут словно туристка, Четверг! – отрезал он. – Как будто хочешь, чтобы тебя увидели!
– Привет, папа!
Я радостно обняла его.
– Привет-привет, – рассеянно отозвался он, окидывая взглядом дорогу, сверяясь с хронометром на запястье и бормоча: – Важное случается, покуда времена вращаются…
Для меня отец – нечто вроде странствующего во времени рыцаря, но для Хроностражи он самый настоящий преступник. Он выбросил свой жетон и отправился странствовать семнадцать лет назад, когда его расхождения с руководством Хроностражи во взглядах на историю и нравственность закончились открытым конфликтом. К сожалению, в результате этого конфликта он, по сути дела, перестал существовать во всех смыслах этого слова: Хроностража прервала его зачатие в 1917 году, вовремя постучав в двери его родителей. Однако папа каким-то непостижимым образом по-прежнему жил, и мы с моими братьями все-таки появились на свет. Папа любил повторять: «Все куда запутаннее, чем мы полагаем».
Он немного подумал и сделал несколько заметок огрызком карандаша на обратной стороне конверта.
– Кстати, как поживаешь? – спросил отец.
– По-моему, меня только что случайно застрелил ТИПА-снайпер.
Он расхохотался, но внезапно осекся, поняв, что я не шучу.
– Боже мой! Какая у тебя бурная жизнь! Но не бойся. Ты не можешь умереть, пока живешь, а ты только начала жить. Что нового дома?
– На моей свадебной вечеринке откуда ни возьмись появился офицер Хроностражи, все хотел знать, где ты.
– Лавуазье?
– Да. Ты его знаешь?
– Думал, что знаю, – вздохнул отец. – Мы были напарниками почти семьсот лет.
– Он уверял, что ты очень опасен.
– Не более, чем всякий, кто осмеливается говорить правду. Как мама поживает?
– Хорошо, но ты мог бы уладить это недоразумение с Эммой Гамильтон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116