И нет на них, злодеев да казнокрадов, управы — нет царя Петра и плахи с топором!Вздохнул Мишель-Герхард фон Штольц да новый лист раскрыл...Тяжела архивная работа, ничуть не легче, чем с бандитами на кулачках биться, — к вечеру не разогнешься, так тело болит, а перед глазами мельтешня из писанных гусиным пером буковок да печатей. Но делать-то что? Идти туда — не знаю куда, чтобы найти там то, не понять что? Так он ходил уже...Хватит! Теперь, прежде чем пойти, он должен уяснить, куда пойти и что там искать!— Так что у вас там еще по этой, как ее, рентерее есть?.. Глава II Ненастно на улице — в каминной трубе метель волком воет, в стекло снег колотится, будто пальцами из темноты скребется кто. От этого, от звуков этих, видно, и проснулся Карл.А может, от иного — от того, что приснилась ему ныне Анисья, душа его ненаглядная. Стоит в сарафане, посреди сада, глядит с прищуром, улыбается, а на голове венок из цветков полевых желтеньких да синеньких. И вроде помнит Карл, что нет ее, что утопилась она, как тятенька ей сказал, что Карла на плацу шпицрутенами до смерти забили, — а вроде и есть — вон стоит, вся солнышком облитая, его к себе пальцем манит и тихо смеется.— Иди ко мне, друг любезный Карлуша!.. Жутковато Карлу — ведь покойница его к себе зовет!А все ж таки хочется подойти, упасть в ноги, обнять Анисью, прижать к себе.А тут еще кто-то его в бок толкает навстречу ей. Обернулся Карл, а это не кто-нибудь, а батюшка его покойный Густав Фирлефанц, в платье иноземном и при голове, хоть Карл сам видел, как ее топор палаческий смахнул и как покатилась она с плахи под ноги народу праздному!— Ну чего стоишь? — спрашивает отец. — Ступай, она ведь жена тебе!И уж так хочется Карлу пойти, да не может он — ноги будто к земле приросли.— Не могу я, батюшка! — говорит он.А Анисья его все к себе манит, все зовет.— А коли не можешь, то боле тебе ее не видать! — кричит, сердится батюшка, ногой оземь стуча.Испугался Карл да проснулся.А как проснулся — и впрямь услышал, будто стучит кто.Да не снег в окно, а кто-то в дверь.— Ну чего там?.. Кого нелегкая принесла? — крикнул Карл да, накинув халат, вниз пошел.Никаких злодеев он не боится — на тот случай у него пистоли имеются. Что ему злодеи, когда он, в солдаты отданный, на турецкие штыки ходил да весь так изранен, что живого места нет!Спустился.Внизу, на лестнице, Прохор стоит, к двери ухом приложившись. Слушает.— Чего там? — спрашивает Карл.— Кажись, по вашу душу, — отвечает Прохор.— Ну так открывай, чего медлишь? Прохор сбросил засов, распахнул дверь. За дверью посыльный офицер.— Извольте, Карл Густовович, теперь ехать во дворец. Императрица Елизавета Петровна вас к себе требуют-с.С императрицей не поспоришь.— Прошка!— Ага, барин!— Прикажи, чтоб закладывали экипаж! Да поспешают пускай!— Будет исполнено, барин!Давно уж не было, чтобы Карла средь ночи поднимали. Видно, дело какое-то особое. Знать бы какое?.. Коли зовут к трону, никогда не скажешь вперед, зачем и что за сим может последовать — новые милости или каторга. Иные, бывало, и голов лишались...Собрался Карл — переодевшись, надушившись и парик надев — да и поехал. До дворца путь неблизкий — чего только не передумаешь. Отец Карла — Густав Фирлефанц, подобно ему, при рентерее состояв, с самим царем Петром дружбу водил, за одним столом сиживал, из одного кубка вина пил, да все одно плахой кончил. Кто высоко залетел — тому больно и падать!..Подкатили к крыльцу. Карла уж ждали.— Следуйте за мной! — пригласил караульный офицер.Солдаты почтительно расступились, взяв под козырек. Пошли по бесконечным лестницам, переходам и залам. Не куда-нибудь — в покои императрицы, чего не всякий удостаивается.Встали пред дверью.— Обождите здесь.Офицер скрылся за дверью, но скоро вернулся. Распахнув дверь, с полупоклоном отшагнул в сторону.— Императрица Елизавета Петровна ждут-с вас! И верно — ждала... Императрица Всея Руси!— Заходите, любезный друг.Встав, пригласила Карла идти за собой, проследовав в гардеробную, где хранились ее платья. Впереди шли, держа в руках подсвечники с горящими свечами, слуги. Миновали одну комнату, другую...Вот она, зала, куда редко кто из посторонних попадает. Вдоль стен стоят привезенные из Европы шкафы да сундуки. В шкафах — платья. Великое множество — поговаривают, что поболе пяти тысяч, хотя кто их считал?.. Любит императрица хорошо одеваться, бывало, полдня пред зеркалами проводит, примеряя привезенные из Парижа да Вены обновы. Вот и теперь, проходя мимо венецианского, в рост, зеркала, приостановилась, мельком на себя взглянув. Обернулась к Карлу. Сказала:— Призвала я вас, друг любезный, дабы испросить вашего доброго совета...Карл почтительно поклонился. Слуги распахнули шкаф, вытащили, расправили в руках платье, коего Карл ранее не видел.— Что вы можете посоветовать к сему наряду? У Карла будто бы гора с плеч свалилась.— Вы столь прекрасны, что затмите собою блеск любого предложенного мною украшения, сколь бы изысканным оно ни было! — произнес хранитель рентереи дежурный комплимент, вновь отвесив глубокий поклон.Елизавета Петровна еле заметно улыбнулась.— И тем не менее я просила бы вас подобрать мне к завтрашней посольской аудиенции какие-нибудь подобающие случаю драгоценности.Подобрать к наряду украшения за остаток ночи было бы мудрено, столь много их хранилось в шкатулках да сундуках в рентерее царской, но Карл знал все их наперечет. И знал вкусы императрицы.Тут же крикнули дежурного офицера, дабы он распорядился разослать по названным адресам посыльных. Что тот и исполнил. Скоро ворота дворца распахнулись настежь и из них выскочили, поскакав куда-то в ночь, верховые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78